Молниеносный выпад клинка пронзил воздух у меня над ухом.
Выпад, имеющий целью лишь одно: убить меня.
Я дёрнулся в сторону. Клочок волос, срезанных лезвием клинка, взвился в воздухе и рассыпался.
Так не должно быть. Это не постановка.
– Задет, задет, я признаю! – крикнула моя чёрноволосая противница. Девица лет восемнадцати, с грубым, будто из камня высеченным лицом, надвигалась на меня и размахивала огромной рапирой.
Она вновь ударила, целясь мне в сердце. Я отбил её клинок и нанёс удар в ответ. По сценарию у нас в руках должны быть деревянные клинки, но почему её рапира столь похожа на настоящую?
– Здесь твоя дочь одержит верх! – продекламировал тучный мужчина в бумажной короне.
– За твой успех я пить должна, о Гамлет, – вторила некрасивая женщина в мантии из папье-маше, играющая королеву. – Но сердце женщины разбито уж давно.
– Сударыня моя! – вскричал я, что есть сил. – Ведь быть так не должно!
Не должно. Не должно. В тексте всё было не так.
Это же Гамлет, чёрт побери. Авангардная постановка. Лаэрт – женщина, но Королева всё равно болеет за меня! Я же читал текст, я же учил роль!
Будь проклят тот день, когда я согласился сыграть в этом чёртовом театре. Да, мне хотелось развлечься и попробовать что-то новое. Лучше бы на рэп-баттл согласился.
– Мне очень хочется. Теперь умри же, гнида. Убей его, моя голубка, Лаэртида!
– Я этот день ждала, чтоб покарать лжеца. За честь! И за отвагу! За моего отца!
– С твоим отцом несчастный случай вышел! – взмолился я, вновь отбивая удар острейшего клинка. – И в его смерти я не виноват!
– Ты дочь лишил отца, и был тому виною, – отвечала рыжая девица, нагло оскалив – Ты дочь лишил отца, я честь верну отцу.
Внезапно я вспомнил. Я ведь уже видел эту девку.
Да, кажется, это было десять лет назад. Стоял обычный летний день, когда солнце стоит высоко в небе и палит столь нещадно, что в Москве плавится асфальт, а на улицах не встретишь никого, кроме спешащих по своим делам кабанчиков и несчастных работяг.
В те дни мне доводилось исполнять самые деликатные заказы разных уважаемых людей: я был медвежатником и мог вскрыть любой замок, механический ли, электронный – всё одно. Меня наняли, чтобы вынести пачку документов из одного офиса. Ничего сложного, лёгкие десять тысяч долларов: дождался выходного дня, вскрыл комнату, распечатал сейф, взял документы и ушёл.
В принципе, так оно и случилось. Но лишь я взял в руки папку, как мне в спину упёрлось что-то острое.
– Я ждал вас, – произнёс грубый мужской голос. – Положи документы на место и подними руки.
Мне ничего не оставалось, как повиноваться.
– Кто тебя нанял? – спросил тот, чьего лица я не видел.
– Очевидно же, что я понятия не имею, – ответил я. – Заказы размещаются анонимно на бирже «Трич-хэка» в даркнете.
– Сколько тебе заплатили?
– Десять тысяч долларов, из них три авансом.
– Ты знаешь, что внутри?
– Не знаю и знать не хочу. Мама учила меня не читать чужие письма. Особенно, если тебя за это могут невзначай прирезать.
– Это верно, – подытожил мой собеседник. – Медленно повернись. Я хочу увидеть, на кого ты похож.
– Звучит по-гейски, – ответил я, и тут же получил лёгкий укол в спину. Сомнений не было: он держал меня на острие чего-то такого, что приспособлено убивать.
– Не треплись, – добавил мужчина. – Поворачивайся.
– Тогда убери перо на пару сантиметров. Как я повернусь, если оно у меня в спине торчит?
– Хорошо, но только дёрнись, и я сразу его всажу в тебя, – ответил он и чуть ослабил давление.
Именно это мне было и надо.
Я бросился вперёд и кувырком перелетел через тумбу, на которой стоял сейф. Едва не убившись об стену, я вскочил на ноги и развернулся.
Передо мной стоял низкий, лысый толстячок с испуганной физиономией. Он истошно завопил и ринулся ко мне, размахивая столовым ножом во все стороны.
– Нет-нет, я на такое не подписывался! – закричал я и побежал от него в сторону дверей.
– Стой! Стой! – не унимался он.
Одним махом я перескочил через стоящий посреди офиса диван и ринулся в дверь.
Мой преследователь понял, что прыгнуть столь же высоко комплекция ему не позволит. Он побежал вокруг дивана, но зацепил ногой журнальный столик.
Что было дальше, я помню лишь урывками.
Грохот падающего тела.
Кровь, заливающая лысину незадачливого толстячка.
Нож, торчащий из его плеча.
И испуганные детские глаза маленькой девочки, что стояла в дальнем углу комнаты.
Я выбежал из офисного здания, на ходу скидывая маску с лица, и скрылся в ближайшем подъезде. От переизбытка чувств меня вырвало, и я принялся вытирать собственную блевоту своей же футболкой. Краем сознания я понимал, что если этого не сделать – мой ДНК тут же окажется в базе данных полиции.
Да, мне много раз доводилось красть важные документы. Но смерть человека я видел впервые. А смерть человека на глазах его дочери, в которой я ещё и был повинен, пусть хоть и косвенно, но повинен… нет, к такому жизнь меня не готовила.
И эта девица на сцене – его дочь. Я связал все факты воедино и внезапно понял, что весь спектакль – одна большая ловушка.
Меня убьют. Все эти годы она искала меня и готовила… это?
Как глупо.
– Заслужена расплата, ведь ты сам готовил яд! – продекламировала девица и вновь ударила клинком. – Я не прощу тебя, убийца! Да будешь ты повинен в смерти! Ступай же за отцом моим!
Нет, нет, нет, нет. Я не хочу умирать!
Из моей груди вырвался отчаянный вопль. Объятый страхом, я бросился к кулисам, на ходу сбрасывая с себя театральный костюм, но не успел добежать всего несколько шагов.
Что-то сбило мой порыв. Ноги вдруг стали ватными и отказались слушаться. В глазах помутнело, и я понял, что сейчас всё кончится.
Клинок пронзил мне спину где-то под левой лопаткой, и я увидел кончик его острия, выходящий наружу из моей груди. Почему-то боли не было. Лишь внезапно нахлынула апатия, и весь мир замер, будто звуки исчезли.
Вот что чувствует человек, когда умирает: ничего. Искренне желаю всем такой смерти. Или нет. Не знаю.
Я опустил глаза: с лезвия клинка капала кровь. Моя кровь.
– Дальше – ти… ши… на, – шёпотом произнёс я последние слова своей роли.
Гамлет, который и актёром-то никогда не был, умер на сцене.
***
– Господин-ня?
Голова гудела от боли. В ушах долбил целый оркестр ударных инструментов, веки налились свинцом, а во рту пересохло, словно там образовался филиал пустыни Кара-Кум.
– Господин-ня? Добро пожаловать-ня. Снова.
– Что… за…? – прохрипел я, не разлепляя губ.
– Добро пожаловать в рестонян «Иррационяльный перекрёсток»! – объявил бодрый девчачий голос. – Он же – клуб «Всех времён и няродов», он же – кафе «Аннянербе»! Мы помогаем прийти в себя героям и героиням из всех миров!
– Э-э? – пробормотал я и с огромным трудом разлепил один глаз.
Надо мной стояла миловидная девица в типичном наряде горничной – чёрное платье, белый фартук, пара мохнатых ушек на голове и поднос в руках. Она задорно мурчала при разговоре и вообще сочилась оптимизмом, коего я в своём положении был начисто лишён.
Скажем так: пару минут назад, кажется, я умер. А это не способствует хорошему настроению.
– Сегодня у няс открыто котокафе! – весело продолжала она. – Мы рады встретить всех, кто попал в нялёгкую ситуацию. Няпример, умер, попал в плохую концовку или обречён ня попаданяе в другой мир. Ня беспокойтесь, господин-ня, ваша слабость пройдёт через пару минут. Что желаете заказать?
– А что есть? – пробормотал я, и тут же добавил: – Воды.
– Как скажете! Вам нужня помощь?
– Пожалуй, да, – ответил я и тут же пожалел об этом.
Наверное (я чуть было не подумал «няверное»), я ожидал чего-то вроде такого: милая девочка возьмёт меня лапками за голову, поднясёт стакан к губам и начнёт поить меня маленькими глотками, пока я не приду в себя.
Ага, размечтался.
Целое ведро непонятно откуда взявшейся воды вылилось мне на голову. Строго говоря, я даже и не понял, кто его вылил, откуда и была ли это вода.
Я хотел возмутиться, но сил негодовать у меня не было, и я с жадностью принялся слизывать воду, текущую у меня по лицу. Вот уж воистину, по усам текло, да в рот не попало.
Вода оказалась вкуснее, чем любая другая жидкость, которую я пробовал за свою жизнь, включая любовные соки моей первой школьной любви, которые я попробовал в [ДАННЫЕ УДАЛЕНЫ] лет (вырезано по просьбе Росмагнадзора).
Я почувствовал, что силы вновь возвращаются ко мне.
– Меню, пожалуйста, – потребовал я. – И в следующий раз прошу мой заказ аккуратно поставить на стол.
– Как скажете, господин-ня! – отсалютовала кошкодевочка. – Чикен тикка масала, баттер чикен, винядалу, корма, малай кофта, алу тимар,…
– Стоп-стоп-стоп, – перебил я. – Что-нибудь кроме карри есть?
– Нят. Мы подаем только карри-ня.
– Чудесно. Значит, это индийский ресторан?
– Нят. Мы сегодня подаем только карри-ня. Завтра будет только пицца-ня.
– А можно пиццу сегодня?
– Нят. Вот если вас завтра убьют, тогда будет.
– Ну хоть масала чай есть? – взмолился я. – Что это за ресторан такой?
– Есть. Вам чашечку или чайняк?
– Давай для начала чашечку, – подытожил я, радостный оттого, что хоть какой-то мой заказ примут в этой дыре.
– Сию секунду! – отсалютовала кошкодевочка и бросилась куда-то на кухню.
Я огляделся вокруг. Ресторан, если не считать некоторых сложностей с обслуживанием, пришёлся мне по вкусу: обстановка была выдержана в стиле «средневековая деревенская таверна». Всегда любил такое. Под потолком горели факелы, возле столов стояли не стулья, а дубовые скамейки, на одной из которых я и лежал.
Где-то позади меня раздался жуткий крик.
– Я не хочу назад! – кричал какой-то парень с рыжими волосами. – Ну почему опять я?
Трое кошкодевочек тянули его за плечи куда-то вглубь ресторана.
– Эмия Широ, попал в плохую концовку, – пояснила моя официантка. – Частый гость. Нясчастный, опять младшая сестрёнка его убила. Ну ладня, через пять минут опять появится.
– И много у вас таких, постоянных клиентов? – спросил я, недоумевая.
– Примерня бесконечнясть, – ответила кошкодевочка. – Но мы привыкли. Работа есть работа.
– Герои воспроизводят бесконечно великие действия демиурга, – пояснила другая одна кошкодевочка, сидящая за стойкой.
Её глубокий грудной голос являл разительный контраст с някающей официанткой. Она сидела спиной ко мне, и, кажется, курила.
– Участники мифа вновь и вновь повторяют космогонический акт, и они суть его разные вариации. Так возникает и вечно шествует по земле герой в тысячах лиц. А мы? Мы всего лишь пешки на этой доске, и обречены вечно помогать им, не требуя ничего взамен.
– Так точня! – согласилась официантка.
Мне показалось, что она не поняла ни слова из сказанного.
– А скажите, – заинтересованно спросил я, – я-то здесь причём? Я не герой. Я всего лишь простой медвежатник, который промышляет добычей важных документов у неприятных людей. Почему я здесь, а не умер и просто попал… куда там положено попадать после смерти?
– Все мы – рабы нашего вечного страдания, – глубокомысленно ответила кошкодевочка за стойкой. – Кому дано понять замысел Творца?
– Если позволите, я зачитаю досье, – вклинилась официантка. – Сергей Сергеев, двадцать девять лет. Вор, проходимец, авантюрист, обладатель сомнятельных моральных принципов. Причиня смерти: убит во время постановки Гамлета в той сцене, где убивают Гамлета. Причиня попаданяя: жил грешно, а умер так смешно, что даже эпично. Скажу честня, когда я узняла – чуть живот от хохота не нядорвала.
– Столь редко бывает, что человек заслуживает второй шанс лишь тем, как он умер, – вновь раздался голос из-за стойки.
Ненавижу театральных резонёров. Бесполезные и бессмысленные люди. И вообще театр ненавижу.
– Разве Марк Красс стал великим лишь потому, что его голову выбросили на сцену? Разве не стал Иоанн святым до того, как Саломее поднесли то самое злосчастное блюдо? Все они были фигурами столь титаническими, что простой актер – лишь невзрачная пешка рядом с ними.
– Но и пешка может стать королём. Говорите, у меня будет второй шанс? Я ня подведу, – ответил я и выругался на прилипчивое няканье: – Тьфу ты. Я не подведу. Твёрдо, железно и чётко. В самом деле, мне стыдно за то, как я прожил свою жизнь.
– Нам, в целом, ня важно, стыдно или нет героям, которые к ням приходят, – пояснила официантка, поставив передо мной белую дымящуюся чашку. Из неё доносился терпкий сладкий запах масалы.
– А скажите, – спросил я, – куда можно попасть? Я могу выбирать?
– В целом, это возможня, – ответила официантка. – У няс есть ограничения, но выбор весьма широкий.
– Тогда я хочу… – задумался я, – хочу попасть в мир, где есть магодевочки! Всегда любил махо-сёдзё, и почему бы не стать… например, младшим братом, которого защищает его волшебная сестра!
Да, мне двадцать двадцать девять лет. Да, я взламываю сейфы по заказам в даркнете. Да, я веду аморальный образ жизни и у меня комплекс лоликонщика. Проблемы? Умерьте пыл, вы – ня полиция нравов. Ня.
Как же бесит этот прилипчивый акцент.
– Извините, господин, нявозможно, – ответила официантка. – В мирах магодевочек герои очень редко умирают. Очередь расписана надолго вперёд. Может быть, через два или три воплощеняя освободится местечко. Я запишу вас в очередь.
Я обиженно фыркнул. Вот так легко и уплывает мечта.
– Тогда просто что-нибудь анимешное, – попросил я. – Как насчёт клуба «Чаепитие после обеда»? K-On, в смысле?
– Дайте проверить… Есть вакансия попаданца в гитару Азу-нян. Берёте?
– Гитару? То есть я буду неодушевлённым предметом?
– Да. Някоторым нравится. Есть ещё вакансии на попаданцев в предметы из похабных фанфиков, но там обычня очень скучня. Хотите стать вибро-сатисфаером Муги-тян? Можем устроить.
– Пожалуй, обойдёмся без подобной похабщины, – ответил я. – И в гитару я тоже попадать не хочу. Ладно, давайте ещё что-нибудь посмотрим.
– Как пожелаете, господин. У няс много разных вакансий. Правда, с аняме чаще всего проблемы. Очень много желающих.
– Коносуба?
– Ня пятнадцать реинкарнаций вперёд всё занято. Можем предложить Гоблин Слеера.
– Нет уж, спасибо, вот без этого обойдёмся.
Я отхлебнул чай и задумался. Готовить в этой дыре, конечно, умели на славу: чай обжигал пряным вкусом и был настолько сладким, что язык прилипал к зубам.
– Что, в главных героинь или их подруг вообще без шансов попасть? Любое сёдзё, любого года.
– Вообще без шансов, господин-ня. Будь вы в жизни кем-нибудь более зняменятельным, мы бы поискали, кого подвинуть. Но вы просто умерли ня сцене. Это красиво, но для особого порядка попаданяя этого мало.
– Ну ладно, – протянул я разочарованно. – Что у нас там ещё из популярного есть? Альтернативная история? С удовольствием слетал бы куда-нибудь в тринадцатый век во Францию. В тамплиеров, например, или в венецианских купцов. Или в Нерона попасть. Можно в Нерона? Я очень хочу сжечь какой-нибудь театр.
– Увы, господин-ня, попаданцы в прошлое времення закрыты, – развела руками официантка. – Мы до сих пор ня разгребли весь тот идиотизм после пчелы-попаданца. Все временные линии няперекосяк пошли, Окарин едва справляется с починкой. А потом ещё кто-то по дурости в пеняс Гитлера попал, и всё совсем уж в тартарары полетело. Если ням ещё и Доктора звать придётся, то мы вообще разоримся. Так что вынужденя отказать, простите.
– Да что у вас за заведение-то такое? – рассердился я. – Куда не плюнь, везде нельзя.
– А плевать ня нядо! – рассердилась кошкодевочка. – Мы вам дадим тряпку, и будете сами порядок няводить.
– Тогда Скайрим. Если нельзя к девочкам, то давайте куда-нибудь в эпичное фэнтези. Хочу размахивать топором на трупах врагов и громко хохотать в лицо приближающейся буре.
– В игры нельзя, увы, нят полномочий. Можем отправить вас в Оглафа второстепенным героем. Будете сражаться за мужскую честь.
Я поморщился: вот этот комикс – как раз из тех, куда попадать нельзя ни в коем случае. Тем более, я отлично помню, что именно там называется «мужской честью». А также «другой мужской честью». Бррр.
– У меня идея, господин-ня. Хотите послушать? – сообразила кошкодевочка.
– Давай.
– Эпичное фентези. И магодевочки. Есть небольшой мирок, и он почти няизвестен, его только-только придумали. Там всё, как вы любите: массовые сражения, крутые герои, магия – и есть магодевочки. Много магодевочек. Нямножко темновато местами, и демоны кругом, но в остальном вам идеальня подойдёт.
– И кем я там буду?
– Главным героем, конячно же. Вакансия как раз свободня.
Я сделал глоток и задумался.
– А суперсилы мне дадут?
Официантка принялась копошиться в бумагах:
– Эммм, няяя… – промурлыкала она. – В пределах разумняго. Но придётся поработать над технякой. Элементы культивации присутствуют.
– И магодевочки?
– И магодевочки, господин-ня. У няс всё без обманя.
– Звучит интересно. Так куда, говорите, попадать? И кем я там стану?
– Сейчас зачитаю, – бодро отозвалась официантка. – Мир «Берсалоя». Похоже, это анаграмма к чему-то, но я ня увереня. Вакансия: попаданяц в инквизитора. Имя: Франциск. Возраст ня старте книги: девятнядцать лет. Берёте?
Инквизитор. В мире, полном магодевочек. Чёрт побери, да это же подарок судьбы.
– И думайте быстрее, господин-ня, иняче потом придётся долго ждать.
– Что-то стряслось? – всполошился я.
– Там господин Самосбор пришёл, – насупилась официантка. – Мы давно хотим от няго отделаться, но разве ж с ним сладишь. Если попадёте под выброс, придётся пару эпох восстанявливаться. Ня советую, честня. Так что берите инквизитора.
Я не успел заметить, что произошло, но обе кошкодевочки внезапно оказались одеты в плотные тяжёлые резиновые костюмы. В руках у официантки возник противогаз и почему-то грабли.
– А что он делает, этот Самосбор? – заинтересованно спросил я.
– Лучше вам ня знать. Подписывайте уже документы! – кошкодевочка ткнула в меня лапой и указала на лежащую на столе бумагу, сверху донизу исписанную мелким шрифтом.
Раздался звук сирены. Сидящие в кафе переполошились, а из динамиков зазвучал металлический голос:
«Приём, ня. Мы временно закрываемся на санитарную обработку, ня. Просьба всех героев оставаться на местах, вы вернётесь в свои миры через несколько минут, ня. Сотрудникам просьба приготовить костюмы ликвидаторов, ня. Паниковать запрещено. Ня.»
– Берёте? – поторопила меня официантка. – Или нязад поедете, на Землю.
– Да ни за что! – закричал я и махнул ручкой по бумаге. – Беру! Инквизитор Франциск! Мне нравится.
– Ну и отличня, – мяукнула моя собеседница и надела противогаз. – Вы отправитесь в новый мир, когда допьёте чай. Удачных приключеняй.
Я посмотрел на того, кто нарушил покой в кафе. Господин Самосбор, коренастый мужчина средних лет с грубым лицом, чья улыбка обещала бесконечную боль, страдания и бесчисленные невинные жертвы, стоял возле моего столика и нежно смотрел на меня.
– ДА НАЧНЁТСЯ ЖАТВА, – объявил он и поднял обе руки. В воздухе запахло сырым мясом.
Я поднёс чашку к губам и принялся изо всех сил хлебать ещё не остывший чай, глядя на надвигающееся на меня чёрное облако.
Мир заволокла тьма.