Был тихий, оранжевый вечер. Дима Арефьев, ученик старших классов, брел по улицам, опустив голову и наблюдая, как сменяются под кроссовками один за другим камни мостовой. За спиной у него был рюкзак. В старших классах носить рюкзак становится уже неприличным, ведь это атрибут младшеклашек, однако Дима не мог понять этого нелепого предубеждения – рюкзак ведь гораздо удобнее портфеля. Он шел, насвистывая невпопад популярную песню, однако мысли его были заняты совершенно иным.
Сегодня на перемене он в рамках равноценного обмена получил от одноклассника новую книгу, отдав уже прочитанный том «Миттельшпиля». Обмен должен был продлиться неделю. За это время высокие договаривающиеся стороны должны были досконально изучить свои приобретения и извлечь из них максимум удовольствия. Книгу эту, отданную Диме, одноклассник охарактеризировал как «недетскую», «вау» и «реально жестокую». Дима был настроен скептически. Однако пролог у книги оказался крайне интересным, на обложке был изображен рыцарь в меховом плаще, с мечом и волком, примостившимся где-то подмышкой, а аннотация обещала изощренные заговоры, могущественных чернокнижниц и неприступные твердыни. Пролистывая книгу, Дима наткнулся на парочку сцену, от которых у него жар бросился в лицо, а уши стали горячими и оттопыренными даже больше, чем обычно. Он шел домой, предвкушая, как сразу после ужина завалится с книгой на диван, под теплый свет лампы, и будет читать, читать, читать…
Уроки ведь можно сделать и потом.
Дима жил один. Это было странным для его возраста, особенно в провинциальном и глубоко патриархальном городе вроде Волжанска, однако так сложились обстоятельства, и грех было жаловаться. Могли ведь и в приют сдать. Дима не жаловался. Он старался не унывать ни в каких обстоятельствах. Отец сидит в тюрьме, а мать не имеет никакого желания общаться с сыном. Ну и что? Зато он совершенно свободен в своем досуге. Надо только ходить в школу и учиться ни шатко, ни валко – вот и все обязанности. Квартиру ему предоставил дед, а деньги на пропитание Дима ежемесячно получал с небольшой и особо не докучливой подработки; туда его тоже устроил дед. Дед – широкой души человек.
Дима вспомнил жесткое, будто вытесанное из камня лицо деда, скрытый гнев в его глазах, презрительный изгиб губ в густой бороде, и невольно хмыкнул.
«Широкой души человек….»
Здесь можно было оспорить каждое слово.
Но Дима был благодарен деду.
Остановившись на перекрестке, он сунул руку в карман и нащупал стопку купюр. Надо было купить что-либо к ужину. Дима мысленно прикинул. Упаковка яиц стоит 25 рублей, хлеб – 15 рублей, килограмм мяса – 140 рублей. Можно сэкономить на мясе и в очередной раз купить яйца. Говорят, это не особо полезно, зато сэкономленные деньги можно потратить на книги. Одна книжка «Армады» стоит 60 рублей – считай, целый вечер удовольствия; хотя в последнее время книжки в цветастых обложках стали чаще раздражать Диму, чем радовать. Особенно последний роман Белянина – сколько можно мусолить одну и ту же тему с повторяющимися шутками? Каким хорошим был «Летучий корабль» и какой же скучной и несмешной вышла…
Задумавшись, Дима слишком поздно пошел по пешеходному переходу – к тому времени зеленый начал уже мигать. Еще миг, и он сменился оранжевым, ровно такого же оттенка, как и цвет вечернего неба. Где-то неистово засвистел милиционер, и Дима рефлекторно повернул голову. В глаза ему бросился красный, обшарпанный зрачок светофора, а следом – черная иномарка, приближавшаяся с пугающе ирреальной скоростью. Клаксон не прозвучал. Вероятно, водитель в своем кресле тоже был парализован страхом. «Не могу же я умереть», - промелькнуло в голове Димы, а в следующий момент его как будто пнул великан. Дима взмыл в воздух. На некий бесконечный миг он будто завис над землей, слегка шевеля сломанными ногами, а затем рухнул на асфальт и спустя 10,3 секунд скончался на месте от полученных травм.
***
Дима очнулся.
«Я не умер», - была его первая мысль. Конечно же. Он не может умереть. Слишком мало времени прошло с его рождения. Было бы несправедливо отнимать у него семьдесят, восемьдесят… сто лет, положенные ему судьбой. Люди умирают и в более раннем возрасте, чем он, но это случаи редкие. Редкие случаи происходят с редкими людьми. А он, Дима – самый обычный, ничем не примечательный. Он статистически должен дожить до ста лет, беззубый и немощный, и смотреть по телевизору политические новости про бесконечную войну в Чечне.
В нос ему ударил отвратительный запах.
Он присутствовал и раньше, на периферии сознании, однако чувства Димы включались последовательно и постепенно. Наконец-то заработало и обоняние. Дима закашлялся и едва подавил рвотный позыв. Различные оттенки кислого, горклого и сладко-гнилостного будто оседали на языке и забивались в носовые пазухи. Мерзость. Нужно поскорее вернуться в квартиру, встать под душем и с жесткой губкой оттереть кожу так, чтобы вся красной стала и пупырышками покрылась… Что происходит? Как он здесь очутился? Почему ничего не помнит, кроме аварии, несомненно, ему приснившейся? Дима решил про себя, что искать ответы на эти вопросы пока бессмысленно. Надо отсюда выбираться – чем бы это место ни было. Попытавшись пошевелиться, Дима лопатками ощутил мягкое и влажное, расползавшееся по сторонам. Это не матрас… Открыв глаза и осмотревшись, Дима с отвращением понял, что лежит на огромной груде отвратительных помоев. Под его ладонью издавала хлюпающие звуки осклизлая вещь, которая оказалась чем-то вроде полупереваренной тряпки. Дима сощурился и, тщательно оттерев ладонь о штаны, прикрыл ею глаза. В лицо бил яркий свет, исходивший сверху. Он глянул вниз. Помойная куча оказалась довольно большой – порядка трех метров в высоту и раза в три больше в диаметре. Рядом высились и другие кучи. Они уходили в даль, и невозможно было разглядеть, где находятся стены этого помещения. А это было именно помещением: сверху был темный потолок, который невозможно было толком разглядеть из-за яркого света, а внизу – блестящий металлический пол, рифлёный и с узорными заклепками.
«Свалка, - отстраненно подумал Дима. – И как я здесь очутился?»
Ждать откровения было бессмысленно, и Дима решил спуститься с мусорной кучи. Ногами он нащупал нечто, похожее на твердую опору. Неизвестно, чем это было – его покрывал слой желтоватой слизи. Дима приподнялся на локтях, а затем перенес свой вес на найденную опору. Однако это оказалось ошибкой – та мгновенно ушла из-под ног и утонула в глубинах свалки, и сам Дима, потеряв равновесие, рухнул лицом в слизь. «О нет». Мало того, что удар оказался довольно болезненным - под собственным весом Дима начал, быстро набирая скорость, сползать по склону, носом впитывая все отвратительные запахи и ощущая лицом фактуру и рельеф свалки. Благо, к концу его скорость замедлилась. На металлический пол он въехал медленно, будто улитка, оставляя за собой слизистый след.
Встав, Дима отер свое лицо. Первым порывом его было закричать в бессильной ярости, выплеснув в воздух весь свой гнев и свое недоумение. Однако жизнь с отцом, который был скор на расправу и которого можно было разозлить любым лишним звуком, даже чихом, научила Диму осторожности. Он медленно перевел дыхание. Отряхнул руки. Кое-как отжал от вонючей слизи свою одежду. Внезапно он осознал, что одежда отличается от той, что была на нем в момент аварии. Больше всего она напоминала тюремную робу – простая черная форма, лишенная узоров, рисунков и вообще всего лишнего. Даже карманов. Напоминает отцовскую… Оторвавшись от ее изучения, Дима снял ботинки и отжал от слизи носки. Все, хватит. Теперь можно уходить отсюда.
Что же произошло?
Прокладывая себе путь между помойными кучами, которые высились под светом лампы, будто египетские пирамиды, Дима думал о том, как он очутился здесь. Самый простой вариант – это сон. Но все чувства подсказывали ему, что это не сон. Нечто настолько реальное не может быть сном. На всякий случай Дима ущипнул себя. Больно. Дима некоторое время смотрел, как медленно пропадает в месте щипка краснота, а затем вдруг понял, что умер.
Смерть ворвалась в его сознание обжигающим потоком, растворив все мысли. Его как будто ударили. Дима съежился и прижал ладони к ушам. Огромность этого события потрясла его. Он умер. Кости сломались так быстро, что даже не хрустнули. Он летел в воздухе. Он ударился о землю и лопнул, как раздавленный помидор. Растекся по асфальту окровавленной кучей. Он умер. Умер, умер, умер.
Умер.
Дима потрясенно взглянул на собственные ладони. Те успокаивающе белели в ярком свете лампы. Дима потер их друг о друга. Ничего не произошло. Они не истлели и не пропали.
«Если я умер, то как я могу быть живым?» - подумал Дима. Никак. Люди умирают, после чего изгнивают. Гниль. Свалка. Смерть. Ему вдруг нестерпимо захотелось услышать звук собственного голоса, чтобы убедиться в реальности себя, и он бездумно, рефлекторно повторил эту мысль вслух.
- Да, - сказал себе Дима. – Я живой. Я живой! Живой! – завопил он свирепо.
Внезапно он увидел чумазую девочку, которая пряталась за одной из куч и смотрела на него. У нее были темные волосы, сбившиеся в колтун, и маленькое лицо с огромными от испуга глазами. Дима мгновенно осекся. Он протянул руку к девочке и произнес, как ему показалось, успокаивающим тоном:
- Эээ… привет. Не подскажешь, где мы находимся?
Вместо ответа девочка бросилась наутек. Глядя, как она быстро убегает, Дима сбросил с себя оцепенение и побежал следом, стараясь не поскользнуться на лужах. Он не знал, что будет с ней делать, когда догонит, не знал, что скажет. Однако ему нестерпимо хотелось найти хоть кого-то живого. Ноги у Димы были длиннее, чем у девочки, и погоня закончилась быстро. Он схватил девчонку за плечо и резко развернул к себе:
- Да подожди ты!
- Не трогай меня! – завизжала девочка и попыталась сбросить его ладонь. Она яростно боролась, стараясь отогнуть его пальцы, а Дима молчал и смотрел, не зная, что сказать и что подумать. Одна из ладошек девочки была частично растворена чем-то вроде кислоты, и сквозь розовую плоть проступали холодные, блестящие металлические кости, увитые проводами.