- Доброе утро, товарищи! С вами на связи «Радио Звезда». Краткая сводка важных новостей за прошедшие сутки:
Это были все новости за 8 сентября. Теперь давайте вместе встанем и…
«Пятый раз уже захватывают», - подумал я и наконец открыл глаза. Бежевые цвета больничной палаты уже в печенках у меня сидели. За окном сегодня было на удивление солнечно, хотя обычно по утрам стояли тучи.
Пока по закрепленному на стене радио проводили зарядку, я повернул голову и посмотрел на соседа. Он уже свесил ноги в модных тапках-топталках, которые имели твердую высокую подошву из переработанного пластика. Заметив мой взгляд, парень улыбнулся:
- С новым пятнадцатым днем отсидки! Мы все еще реальны.
Отсидкой он называл наше нахождение в госпитале для установления степени годности к военной службе. Миша в целом был веселым парнем, если не обращать внимания на его диагноз – синдром дереализации. Ему почти всегда кажется, что происходящее вокруг нереально. Представьте, будто вы уверены, что являетесь частью киносценария или вообще симуляции. Вот примерно такие мысли были у моего соседа.
У меня же диагноз был более приземленный – артериальная гипертензия второй степени, то есть повышенное давление. Как нас с Мишей определили в одну палату? В двух из четырех корпусов проходил капитальный ремонт, поэтому всех пациентов старались распихать, как только возможно. Жаловаться мне было не на что – Миша не буянил, а скорее иногда походил на персонажа из сказки. Немного потерянного, живущего в собственном мире, но вполне адекватного.
Сегодня у меня осталось последнее обследование – измерение давление под нагрузкой на велосипеде. Ощущения были смешанные: с одной стороны хотелось уже поскорее выбраться из серых будних больницы, где каждый день ничем не отличался от предыдущего, а с другой стороны я будто прирос к кровати. Бесплатное питание, никаких внешних забот – настоящий санаторий. Однако вскоре все должно было закончиться. Открытым оставался лишь вопрос моей дальнейшей судьбы.
- Не хочешь покурить? – не вставая с кровати спросил я. Мне не хотелось курить, но никотин с утра перед завтраком позволял словить легкий приход, что хоть немного вносило разнообразия в рутину.
- Ай, - махнул рукой Миша и стукнул себя пальцем по шее. – Я уже свою дозу принял.
Парень говорил, что алкоголь помогает ему заглушить навязчивые мысли о симуляции жизни. Конечно, спиртное было запрещено на территории госпиталя, но здесь все работало по одному принципу: «Не надо тыкать обосранными трусами в людей, и тогда никто ничего не заметит».
Парой движений собрав волосы в хвост, я надел тапки и поплелся в коридор. Иногда мне кажется, что здесь больше трещин в стенах, чем бюджета, выделенного на госпиталь. Выцветшие картины в пыльных рамках сменялись потертыми воодушевляющими плакатами. Интересно, как выглядели люди, которые их рисовали? Мне почему-то казалось, что за безобидным детским плакатом с надписью «Больше витаминов – больше счастья» и мальчиком, держащим над собой спелое красное яблоко, стоял бородатый дедок в засаленном и пыльном халате. И обязательно возле дедка должна быть пустая бутылка беленькой.
На улицу нас выпускали без проблем в любое время, хотя, по сути, старая полненькая бабуля на посту охраны должна была этого не позволять. Я вышел на крыльцо нашего корпуса и достал из кармана спортивных штанов полупустую пачку «На здоровье». Да уж, креативности рекламщикам было не занимать.
На сентябрьской улице стояли привычные 10 градусов.
Над головой, постепенно приближаясь, зажужжала металлическая бочка с лопастями над собой. Народное название такой штуковины – шмель, а официальное – ВПАНК (воздушный патрульный аппарат низшего класса). Собрать ее можно в кустарных условиях, поэтому она столь популярна на объектах не первостепенной важности. Внутри как правило сидит человек, который через линзы наблюдает за землей, хотя есть варианты и с камерой для дистанционного патрулирования.
Меня окружал густой хвойный лес, запах которого перебивался дизельным генератором, стоявшим прямо на крыльце.
- Решили себе давление поднять, товарищ Старосвицкий? – послышался сзади грубый мужской голос.
- Так точно, Вадим Измайлович, - не поворачиваясь ответил я и стряхнул пепел через перила. Это был мой лечащий врач и по совместительству управляющий госпиталем. Относился он к призывникам с легким пренебрежением и ставил себя выше нас. Казалось, что ему нравится наслаждаться подаренной властью: от тебя зависит пойдет человек служить или нет.
Тем не менее мужиком он был классным и, казалось, что сама армия ему была по боку. Вадим Измайлович не стеснялся выражать свои порой крайне критические мысли относительно структуры, где работал.
Скрывать от него факты курения было бесполезно, так как территория госпиталя размахом не отличалась и постоянно прятаться не получилось бы. Поэтому я еще при первичном осмотре заявил, что имею за собой слабость к сигаретам. Он лишь пожал плечами и заявил, что каждому из нас нужна какая-то отдушина.
Однако настоящей моей отдушиной было далеко не курение… Звали ее Вика. Молодая шатенка с острым лицом и слегка прищуренными глазками, которая работала тут медсестрой. Разговоры наши не заходили дальше линии врач-пациент, однако оно мне и не надо было. Хватало лишь красивой оболочки, от которой я получал эстетическое удовольствие. До времени, проведенного в госпитале, даже и подумать не мог, что буду наслаждаться просто видом обычной красивой девчонки.
- Старосвицкий, решил уже, в какие войска пойдешь? – спросил Измайлович.
- Дай Бог ни в какие, - ухмыльнулся я. – Помирать-то на фронте совсем не хочется.
- Ежели лишь на Бога будешь уповать, то пойдешь в обычную пехоту на амбразуру кидаться. Лучше соври на комиссии, что грамотой увлекаешься и пальцы у тебя ловкие. Может писарем в штаб попадешь или вообще военным корреспондентом возьмут.
- А пальцы-то ловкие зачем?
- Да есть у нас в комиссии, Старосвицкий, дамочка одна незамужняя из столицы…
После этих слов я напрягся и изобразил отвращение.
- Шучу, молодой, шучу. На компьютере печатать быстро нужно.
Завтрак, состоявший из каши и куска колбасы, мне давался уже с трудом. По темпу, с которым ест человек, можно было определить, как долго он находится в госпитале. Как правило, уже через неделю аппетит сильно уменьшался. Дело не только в противном вкусе, а точнее его полном отсутствии, но и в том, что калории негде было сжигать. Курить, лежать, сидеть, ходить – пожалуйста. Но ни бегать, ни вообще напрягать тело было нельзя. Ведь не дай Бог что случится.
За железным столом вместе со мной сидело еще трое мужиков. Двух из них я знал, а вот третий был новеньким: широкоплечий, слегка сутулый и с лицом, похожим на огра. Но почему-то несмотря на свой грозный вид, он не вызывал во мне чувства страха или трепетания. Возможно, дело было в его уставшем и грустном взгляде, словно всё, чего он хотел – это спокойствия и умиротворения.
Похоже, что не я единственный обратил внимание на новичка. Один из старожилов госпиталя – молодой худощавый парниша по имени Вася – заглянул «огру» в глаза и задал вопрос, волновавший в какой-то степени и меня:
- Ты чего такой невеселый? Служить не хочешь?
Новичок неспеша дожевал кашу и лишь затем поднял голову:
- Чему прикажешь радоваться? На войну добровольно идут либо те, кому нечего терять, либо те, кто хотят обрести всё.
- А как же долг отдать? Как же наш пресловутый патриотизм?
- Это еще кто кому тут больше должен: я Родине или она мне…
- Хм, красиво сказано! Как тебя звать?
- Никита. Никита Пришибаев.
На лице Васи появилась ухмылка:
- Твоя фамилия отлично подходит твоему виду. Не хотел бы встретить тебя в рукопашном бою.
Никита сделал вид, что пропустил эти слова мимо ушей, и вернулся к завтраку. Не понятно, хотел Вася обидеть новичка или сказал подобное без задней мысли, как с ним иногда бывает. Однако старожилу сегодня явно хотелось поболтать, и он продолжил:
- Хотите секрет расскажу? Подслушал недавно разговор какой-то приехавшей шишки и нашего Измайловича. Приказывают «сделать всё возможное для доукомплектования батальонов, которые отчаянно защищают наши семьи». Гасить нас с вами будут, ребята. Все на фронт пойдем.
- Именно такое и хотелось услышать за завтраком, - грузно вздохнул я. – Может всё-таки надо было указательный палец рубануть…
- Какая, по сути, разница? Умрем на войне или в нищете. Так хоть сможем пострелять.
Перед своим финальным медицинским тестом я решил воспользоваться советами от друзей, которые они давали мне до отправки в госпиталь. Пока Миша разгадывал миллионный по счету сканворд, который был одним из множества, что по очереди передавались по палатам, мое тело во всю готовилось к велосипеду. «Раз, два, три», - продолжал мысленно повторять я, поднимаясь и опускаясь к полу на руках. В будничной жизни с отжиманиями мы не были хороши друзьями, но сейчас настало их время. Если мои прогнозы верны, то будет достаточно еще сигареты, и тогда давление точно превысит норму.
Внезапно дверь позади меня распахнулась:
- Старосвицкий, вашу запись перенесли пораньше… - начал женский голос и тут же замолк. – Что это такое?! Вам нельзя заниматься спортом перед обследованием!
Надо же: застукали, как списывающего школьника.
- Не волнуйтесь, товарищ медсестра, - с одышкой ответил я, встал с пола и неловко улыбнулся: — Это просто утренняя зарядка.
В глазах Вики читалась неподдельная злость. За время нахождения здесь у меня сложилось впечатление, что медсестра – это единственный человек в госпитале, который не нарушает правил и требует от пациентов их четко соблюдать. Было в этом что-то притягательное. Возможно, дело в исходящей от Вики наивности и чистоте.
- Так, Старосвицкий! Чтобы через десять минут был в кабинете измерения!
Я послушно кивнул и попытался незаметно выровнять дыхание, чтобы было не слишком заметно, что за моими плечами уже третий десяток отжиманий.
Медсестра еще раз грозно на меня посмотрела, фыркнула и вышла из палаты. Зараза. Покурить уже не получится, иначе вонь от сигарет будет слишком явной. Перед измерением курить запрещено, даже несмотря на правило про обосранные трусы. Похоже, что на обследовании придется уповать на высшие силы.
- Херово тебе, брат, - задумчиво выдал Миша. – Могу предложить один вариантик.
- Какой?
Сосед отложил сканворд, подмигнул мне и залез под кровать. Выглядело так, словно он осматривает днище машины. Вскоре парень поднялся и протянул ладонь, на которой лежали маленькие белые таблеточки.
- Отборная дурь. Хотел бы сказать я. Но на самом деле эти таблетки мне дают, когда накрывает паничка.
- Так оно ведь должно наоборот замедлять сердце и понижать давление.
- Если принимать в нужной дозировке. Однако если слегка перебрать… Как бы сказать, брат. У тебя будет очень странный сердечный ритм. Такой ритм, который не должен быть у нормального человека. Не бойся, прихода не словишь. Немного похеровит и отпустит со временем.
- Зачем ты их прячешь, если врач сам тебе их прописал?
- Чтобы никто не следил, когда и сколько я их пью. Можно пропустить пару раз, а затем одним махом закинуться и откиснуть.
- Не боишься откиснуть навсегда?
Миша похлопал меня по плечу:
- Я не дилетант, брат, и умею себя контролировать. Опыт, скажем, богатый.
Вот тебе и новости. Даже и подумать не мог, что мой сосед наркоман со стажем.
В тот момент во мне смешались странные эмоции: удивление, страх и отчаянность. Я ведь попал в госпиталь не просто так: у меня действительно есть проблемы с давлением еще с юношества. Мне тяжело долго заниматься физической нагрузкой, пару раз доходило до предобморочного состояния, а однажды случился обморок.
Это произошло на работе на заводе в шестнадцать лет. Переносил ящики и в один момент в глазах всё потемнело, все внутренности потянуло наружу. Как сейчас помню: темнота вокруг, ты не чувствуешь тело, падаешь и просто лежишь не в силах что-либо сделать. Даже позвать на помощь. Именно тогда я впервые столкнулся лицом к лицу со смертью. Каждый слышал рассказы о том, что вся жизнь проносится перед глазами в такие моменты. Так оно и есть. Однако вместе с прошлым и настоящим передо мной пролетело будущее. Я видел его – безбрежное море с ярко отражающимися лучами солнца. Тихая, безмятежная лазурная гладь. И бежевый, словно топленое молоко, песок. Именно такой образ моря сформировался у меня в голове благодаря книгам и картинкам. В детстве родители обещали мне, что однажды я обязательно попаду к большой воде и увижу всё наяву.
В этом обморочном сне было спокойно: никаких забот, переживаний. Ты будто находишься в другой реальности, где пропали все проблемы. Именно такое представление о море и засело в моей голове.
Меня смогли откачать и привести в сознание, однако страх смерти с тех пор постоянно идет за мной по пятам. Я чертовски боюсь того, что умру и уже никогда не увижу море своими глазами. Меня пугает то, что смерть означает конец всего. Ты уже не сможешь ничего сделать, ничего добиться. Останешься лишь пылью, которая ничего в своей жизни так и не увидела, кроме родного города и однотипных лесов вокруг.
- Чего застыл? – спросил Миша.
- Ничего, - ответил я и схватил таблетки.
О тех, кто уходит на войну, мне известно не понаслышке. Каждый день в своем городе я вижу, как приходят новые похоронки. И мне совсем не хочется, чтобы однажды на этой бумажке появилось мое имя.
Кабинет для обследования выглядел довольно затхло, но еще хуже выглядел велосипед: ржавый, с потрескавшимся сиденьем, парой сломанных спиц и без шин на колесах. Вся эта конструкция находилась на весу в сантиметрах двадцати над полом. В глаза сразу же бросились маленькие гири, прикрепленные к педалям.
- Итак, молодой человек. Садитесь на кушетку, - обратился ко мне полненький мужичок в белом халате. – Сейчас будем измерять ваше давление перед стартом. Что-нибудь употребляли? Физической активностью занимались?
- Никак нет.
Врач надел мне манжету и принялся качать воздух.
- Сто пятьдесят на девяносто. Многовато, если вы ничего не делали. Расслабьтесь, отдохните на всякий случай пару минут.
Я послушно кивнул, но продолжал специально думать о плохих вещах: о своей оторванной руке, ноге, погибающих товарищах и о… Родителях.
- Так-с, попробуем измерить еще раз. Сто сорок пять на девяносто. Всё еще повышенное, но с таким на велосипед уже можно. Присаживайтесь туда и надевайте это на ноги.
Мужчина пристегнул мне на икры манжеты с кармашками для добавления веса.
- Начнем без нагрузки и будем постепенно добавлять. Раз в двадцать секунд я буду измерять давление и пульс. Готовы начинать? Отлично. Поехали.
Изначально крутить педали было легко, однако с увеличением веса на ногах становилось тяжелее. У меня начала появляться одышка, побаливать мышцы и кружиться голова. Я чувствовал, что мой пульс сбивается: он то ускоряется, то замедляется. Похоже, что врач тоже обратил на это внимание:
- Хм, проблемки определенно есть. Хотя в истории болезни ничего подобного не указано. Как только почувствуете себя плохо, дайте знать.
Прошло еще несколько минут прежде, чем меня начало тошнить, а окружение поплыло. Врач помог слезть с тренажера, довел до кушетки и сунул противную ватку под нос.
- Да уж, товарищ Старосвицкий, тягать рюкзаки и копать окопы вам явно не стоит.
Эти слова доносились до меня уже откуда-то издалека, потому что я не видел ничего, кроме своих мутных ног. Не в силах ничего сказать, я лишь открыл рот и издал тихий хрип. Завтрак просился наружу.
- О нет, молодой человек, только не на пол!
Через пару секунд перед глазами появилось железное ведро, в которое тут же отправилась часть меня. Не знаю, сколько времени прошло, но вокруг начали слышаться другие плохо разборчивые голоса:
- Высокое… Не падает… Пена... Капельницу!
Голова трещала, как после бурного похмелья. Казалось, что ее сдавливают тисками. Всю комнату озарял кроваво-оранжевый свет, пробивавшийся из маленького деревянного окошка. Вокруг меня стояло несколько пустых коек, что давало понять – это явно не моя палата.
Горло ужасно болело, будто в него вонзили сотню иголок.
Я приподнялся на кровати и осмотрел себя: в левое предплечье был воткнут катетер с присоединенной капельницей. Что со мной случилось? Неужели давление так сильно поднялось от нагрузки?
Лишь чуть погодя я осознал, что лежу не в своей одежде, а в больничном халате. Взгляд все еще тяжело было сфокусировать, а потому мне удалось не сразу заметить колокольчик на тумбочке, стоявшей рядом.
Трясущейся рукой я позвонил в него, о чем тут же пожалел. Звон отдался резкой болью в голове.
Буквально через пару секунд в палату заглянул парень в темно-голубой гимнастерке и тут же исчез. Может, мне померещилось? Однако уже меньше, чем через минуту, он вернулся и зашел в комнату вместе с Измайловичем.
- Что ж ты, Старосвицкий, натворил, - вздохнул мой лечащий врач и спрятал руки в карманы халата. – На моей практике встречалось много забавных и не очень историй, но, чтобы в день приезда комиссии нажраться таблеток и подставить вместе с собой не только своего дружка, но и весь госпиталь…
- О чем вы, Вадим Измайлович?
Врач опустил голову и покосился на стоявшего рядом солдата с винтовкой наперевес.
- Ты, парниша, всех нас под ружье поставил… Судороги, пена изо рта. Такого шороха навел. Мы никак не могли понять, что с тобой случилось, и срочно сделали анализ крови. Сам догадываешься, что она оказалась нечиста на всякие вещества. Сразу встал вопрос: откуда ты их взял? И благодаря обыску твоей палаты, который тщательно провела военная полиция, прибывшая для сбора людей после комиссии, мы нашли у твоего соседа под кроватью целый пакетик с таблетками. Похоже, он не только копил свои, но и забирал у других людей.
Тогда же у него обнаружили и бутылку водки. Как думаешь, если такое встретилось в одной палате, то разве в других подобного быть не может? То-то же. По всему госпиталю провели обыск. Вы с Михаилом оказались не единственными, кто хранил запрещенку. Как думаешь, что сделают с заведующим госпиталя, то бишь со мной?
Я не мог сказать ни слова.
- Трибунал уже прошел. Решением межведомственной комиссии нас, дружок, отправляют прямиком на фронт. Теперь-то мы с тобой действительно в долгу у Родины. Мне она оставила жизнь, а тебе возможность дышать воздухом, а не гнить в тюрьме. На этом позволь закончить наш разговор. Товарищ младший лейтенант проводит тебя в пункт сбора.
- Вадим Измайлович, я…
Врач даже не стал слушать, лишь развернулся и молча вышел из палаты, не поднимая головы.
Ошарашенный услышанным я сидел не в силах двинуться. Биение сердце эхом отдавалось в ушах. Что же это получается? Нет, нет, не верю! Мне нельзя на войну! Мне нельзя умирать! В груди закололо, отчего рука сама схватилась за нее. Я и не заметил, как начал дышать с открытым ртом, пытаясь жадно глотать воздух. Чертовы таблетки! Зачем нужно было соглашаться их принимать?! Я ведь и так скорее всего получил бы статус непризывного! Зачем доверился едва знакомому человеку? Не раз ведь уже обжигался о такое.
В комнату зашла Вика и безмолвно сняла мне катетер, перевязав руку тугим бинтом. Я посмотрел ей в глаза, сам не зная, что ища. Возможно, сочувствие или хотя бы поддержку. Однако взгляд медсестры даже не встретился с моим.
Солдат, все это время стоявший возле койки, приказал мне вставать и одеваться. Моя одежда оказалась внутри тумбочки.
Закат сегодня был необычайно ярким: то самое кроваво-оранжевое солнце умудрялось бить мне аккурат в глаза сквозь густой лес. Под этим заревом весь госпиталь имел уже совсем другую атмосферу. Возле ворот стояло несколько крытых грузовиков, почему-то сейчас казавшихся мне передвижными саркофагами. У кузова каждого из них стояло по солдату, чьи лица из-за падающей тени скорее напоминали темные маски.
- Двигайся, - толкнул меня в спину сопровождающий.
Я подошел к одному из грузовиков и заглянул внутрь: там уже по бокам сидели люди, некоторые из которых были мне знакомы. Но никогда прежде их лица не были настолько опустошенные. Лишь два человека о чем-то перешептывались.
Меня снова толкнули в спину, явно намекая забираться внутрь. Я занял свободное место возле того самого мужчины, с которым сидел на завтраке и который напоминал огра. Никита, если не ошибаюсь. Интересно, что он тут делает? Не прошло ведь и двух дней с момента его появления в госпитале. Неужели тоже что-то запрещенное нашли?
- У нас все! – раздался голос снаружи грузовика.
- У нас тоже! – ответил похожий голос.
Через минуту машину хорошенько тряхануло одновременно со звуком заведенного мотора, а к нам в кузов забрался вооруженный солдат. Он с подозрением осмотрел нас и сильнее сжал винтовку.
- Трогай!
Сквозь оставшиеся приоткрытыми шторки я наблюдал, как отдаляется госпиталь, а вместе с ним и моя привычная жизнь.