Тусклый свет просочился в мою комнату сквозь белоснежный узорчатый тюль, робко разукрасив в бледно-синий цвет стены и дверь. Я отлично выспался и, проснувшись на рассвете, был крайне бодр. Впереди меня ждала целая неделя, свободная от всех прочих дел, кроме отдыха. Выбравшись из-под тёплого одеяла в свежесть утренней спальни, я пошёл на синий свет, отодвинул тюль и, оказавшись прямо около стекла, открыл окно, вдохнув полной грудью прохладный осенний воздух, и стал любоваться печальным видом.

Городские голуби поднимались в розово-голубое небо, то сбиваясь в скученную стаю, становясь чёрным облачком, то разлетаясь в разные стороны, будто рассыпанные подсолнечные семечки. Промозглое утро ничуть меня не расстроило. Я принял тёплый душ, позавтракал в полной тишине, прочитав за едой пару глав новой книги, собрал все необходимые для поездки вещи и, улыбнувшись себе в зеркало, покинул квартиру.

Кто-то, укутанный в тёплый шарф, бежал к остановке, боясь опоздать к началу нового рабочего дня, кто-то шёл не спеша, расстраивая прохожих своим недовольным выражением лица, но меня ничем нельзя было расстроить. Украдкой улыбаясь, я шагал, гордо выпрямив спину, по мокрому тротуару, усыпанному широкими опавшими листьями каштана. Резкие порывы ветра безуспешно пытались лишить меня прекрасного настроения, обдавая пронизывающим холодом, но каждый раз терпели поражение, позорно отступая куда-то за углы серых многоэтажных домов, и оставляя после себя лишь волшебный сырой аромат.

Я прибыл на автовокзал за полчаса до утреннего рейса, купил билет в кассе, пока ждал посадки, успел заглянуть в буфет, пропустить там чашечку вкусного кофе и сделать несколько художественных зарисовок в маленьком кожаном блокнотике.

Старый скрипящий «ПАЗ» тронулся с автовокзала ровно в восемь. Я занял своё любимое место в самом конце салона, спрятавшись в углу за креслами, и всю первую половину пути, пока за окном мелькали пригородные фермы и высокие электрические столбы из металла, а по стеклу стремительно катились дождевые капельки, провёл за чтением; вторую же половину, когда виды сменились на более приятные, будь то бескрайние поля, лесопосадки и целые золотые коридоры клёна, дуба, реже ясеня и ещё реже вяза, я провёл в наушниках, наслаждаясь произведениями Антонио Вивальди, что как нельзя лучше подходили к этому времени года. Здесь, вдали от города, ещё не было дождя, природа просыпалась неспешно, и небо сияло лазурной чистотой, не осквернённая ни единой тучкой.

Я вышел на старой остановке, прошёлся по просёлочной дороге вдоль покосившегося старого деревянного забора, отделяющего меня от яблоневого сада, свернул на улицу, вдоль которой тянулась вереница одноэтажных домиков, и не торопясь побрёл мимо них в сторону своего дома. Он встретил меня знакомым мне с детства запахом старины, витающим в прохладной атмосфере остывших комнат, что, подобно людям, всегда жаждут внимания и тепла. Я неспешно разобрал вещи, поставил на огонь железный чайник с причудливым оранжевым цветком сбоку, зажёг газовый котёл, подарив дому долгожданное отопление, и, покончив с приготовленным на скорую руку лёгким обедом и осушив большую кружку горячего чаю, прилёг в дальней комнате, и в скором времени задремал.

Вырванный из сладких грёз хлопком входной двери, я открыл глаза и, заметив рядом с собой на комоде знакомую сумку кофейного цвета, сделал вывод, что она уже здесь, приехала дневным рейсом и ждёт меня в назначенном месте. На столе на веранде уже были разложены футляры с акриловыми и масляными красками, жестяные пеналы с карандашами и небольшой льняной холст. Бедняжка, она тащила всё это в забитом автобусе, когда спешила ко мне дневным рейсом. Часы пробили полпервого, когда моему взору вновь предстала улица с вереницей домов. Опаздывать было нельзя, поэтому мне пришлось ускорить шаг. И вот, почти дойдя до яблоневого сада, я увидел знакомую невысокую хрупкую фигуру. Это была она.

Она стояла у покосившегося забора, положив на него маленькую ручку. Мои руки робко и нежно обняли её, одетую в чёрное приталенное пальто из полиэстера, а нос ласково уткнулся в макушку, задев мягкие янтарные волосы, что с чудной элегантностью стелились на плечи, завиваясь в милые кудряшки. Я взял её за руку, украшенную двумя золотыми колечками и потрясающим бордовым маникюром, и повёл вдоль сада прямиком к берёзовой роще.

Мы шли по широкой тропинке между чёрно-белых столбов, обсыпанных золотом, весело шуршали опавшими листьями, подбрасывая их ботинком, наслаждались всеми прелестями увядающей природы, вдыхая её неповторимые сырые ароматы.

Взяв чуть южнее берёзовой рощи, мы вышли к пруду, окружённому камышом, ивами, липами, осинами и целым рядом различных кустарников, уже потерявших свою обыденную красоту, и в полной мере готовящихся к неминуемому забвению. Я вёл её вдоль берега, рассказывая о том, как ещё в раннем детстве беззаботно бежал по этой же дороге; о тех временах, когда не было серьёзных забот, кучи неразрешённых дел и ежедневного стресса, когда всё ещё было впереди. Она мило улыбалась мне, иногда клала вторую руку на моё плечо или прикладывалась к нему головой.

Обогнув большую развесистую иву, что грустно опустила в холодную водную рябь свои изумительные ветви, мы вышли к небольшому деревянному мостику, рядом с которым, слегка покачиваясь на еле заметных волнах, была привязана старая алюминиевая лодка, выкрашенная в тёмно-зелёный цвет. Она без стеснения и страха залезла в неё, присев около носа, я поспешил сесть рядом.

— Уплыть бы сейчас куда-нибудь далеко-далеко, — нежным тоненьким голосом сказала она, прижавшись ко мне, — чтобы никто нас не нашёл. Знаешь, я иногда представляю себя в такой же лодке посреди бескрайнего океана. И каждая обида, каждое разочарование — это волна. Одну волну, даже сильную, моя лодка сумеет пережить, не перевернувшись, но что будет, если волн будет много? Ты спасёшь меня?

— Я не позволю тебе утонуть, ни за что не позволю, — отвечал я, зарываясь носом в мягкие янтарные кудри.

Ветер, бегущий с пруда, обдувал нас, трепал наши волосы, заставлял дрожать, но мы не боялись его, обнимая друг друга ещё крепче. Вполголоса пели притаившиеся в желтизне деревьев птицы, трусливо затихая с каждой минутой, шумели взъерошенные холодным дыханием природы листья, скрипели сухие веточки, пруд заволакивало серой дождливой мглой. Мы покинули лодку и поспешили домой.

До самого вечера я просидел в дальней комнате, работая над своей книгой под звуки слабых ударов воды по стеклу, а она тем временем то тихо, как мышка, бродила по веранде в раздумьях, то делала лёгкой рукой аккуратные мазки краской на небольшом льняном холсте около окна, воссоздавая великолепный осенний пейзаж.

К вечеру, когда дождь совсем закончился, мы вышли ужинать на террасу, с которой был виден наш маленький садик. До самой поздней ночи длился наш разговор. Немного согревшись на тёплой веранде, мы вышли в сад, где сели на деревянную скамейку под рябиной, укрывшись тёплым пледом. Впрочем, он совсем не был нужен нам, согретым теплотой влюблённых сердец.

Она задремала у меня на плече, уткнув острый носик в мою щёку. Я поднял её на руки и, словно маленькое дитя, отнёс на веранду, уложив на мягкий диван и укрыв пледом, сам же вернулся в сад, где провёл остаток ночи, глядя в бесконечную темноту космоса и рассуждая сам с собой.

Туманное утреннее зарево виднелось вдали, когда она пришла ко мне на скамейку с большим термосом в руках. Мы пили чай с шиповником и по-прежнему без устали беседовали.

И вдруг необъяснимое желание завладело мной, я взял её за руку, вывел из сада и потащил за собой в сторону огромного поля на краю села.

Остановившись среди берёз, что частоколом тянулись вдоль поля, мы смотрели, как бледно-жёлтые лучи бежали по сырой земле, придавая ей еле различимый блеск; они смело скользили по нам, согревая своим приятным теплом наши лица. Она расстегнула пальто, обнажив чёрный свитер с высоким горлом, аккуратно подчёркивающим идеальную линию подбородка, и большими наивными глазами посмотрела на меня. Со всей нежностью и трепетом, что пылали во мне подобно самому яркому пламени, я целовал её в мягкие розовые губы и в раскрасневшийся холодный носик, крепко-крепко прижимая к себе.

Сбитые с толку мощным потоком нахлынувших чувств, мы не двигались с места ещё несколько минут, а потом, взявшись за руки и переплетя пальцы, медленно побрели обратно. И дома, сменив верхнюю одежду на тёплые пижамы, мы легли в мягкую постель и быстро заснули в нежных объятиях друг друга.

2020