Созвездие ножей
Каждый раз, когда я пытался приблизиться к созвездию ножей, меня охватывал болезненный трепет.
Что-то внутри моей головы переставало работать как надо. Легкое головокружение. Маленькие, похожие на мушек, точки на сетчатке, они убегали, стоило только сконцентрировать на одной из них взгляд. Цепочка мыслей в голове обрывалась на полуслове. Ощущение, будто сейчас тебе перекроют кислород, попытайся ты подойти чуть ближе. Адреналиновый мандраж. Сигнал опасности.
Но что ещё мне оставалось делать? Казалось, именно я должен раскрыть эту тайну.
***
Мне было одиннадцать, когда это случилось. В шесть утра меня разбудила городская сирена. Диктор ещё не успел ничего сообщить, но мы уже сидели в коридоре с двумя рюкзаками, наспех набитыми как нам казалось самым необходимым. Наш пёс по кличке Фокс, видя, что мы все собрались в коридоре, радостно вилял хвостом и поскуливал. Бедняга решил, что сейчас его поведут на прогулку. Диктор закончил свою речь. Мы были готовы в любой момент сорваться с места, однако, его слова оставили нас в замешательстве. Фокс, так и не дождавшись прогулки, оставил лужу мочи в коридоре. С отъездом решили повременить.
Весь следующий месяц был посвящен спорам. Спорили все. Мама спорила с отцом. Политики спорили с учёными по телевизору. Блогеры спорили друг с другом в многочисленных «экстренных» стримах и наспех склеенных видеоэссе. В основном пересказывали самые нелепые теории, которые плодил Интернет. Ситуация усугублялась тем, что абсолютно никто не знал наверняка, что именно случилось. Внезапно наше десятилетиями никому не нужное захолустье оказалось в центре всеобщего внимания.
***
Ещё до того как жители нашего городка успели что-то понять, площадь, на месте которой образовалось созвездие, обнесли высоким забором, периметр обмотали колючей проволокой. Вход через блокпосты был только по спецпропускам. А вокруг этой неестественной зоны ходили частые военные патрули. Казалось, любопытных можно остановить от проникновения на запретную территорию. Но пресечь слухи стало невыполнимой задачей.
Народ был всё ещё на взводе, когда однажды отец забирал меня из школы.
Он делал это довольно часто, но в тот раз мы направились в противоположную от дома сторону. Отец сказал, что нам надо встретиться «кое с кем».
— Только слушай внимательно, — предупредил он, — это очень важно. Понял?
Я неуверенно кивнул. Отец улыбнулся.
День был серый. Стояла промозглая, сырая осень. Слепое солнце еле пробивалось сквозь грязь промышленного смога. Отец велел мне не отставать, взял за руку и ускорил шаг.
Спустя два жилых квартала мы прошли мимо заброшенного корпуса больницы, перешли дорогу в неположенном месте, свернули во двор к ряду старых деревянных домов, построенных ещё лет семьдесят назад. Было удивительно, что там кто-то сейчас живёт. Наша бетонная коробка казалась особняком на фоне этих развалюх. На лавке возле одного из этих домов сидел человек в плешивом пальто и клетчатой кепке.
Отец подошёл к нему. Они обменялись рукопожатиями.
— Ты знаешь, что мне нужно, Хас, — начал отец. — Говорят разное, но кому верить я не знаю. Ты жил там, совсем рядом, наверняка ты что-то видел. Мне кажется, все хотят знать, что там случилось.
Хас недоверчиво покосился на меня:
— Я… — замялся он, громко выдохнул, — зачем ты привёл своего пацана? Я знаю, что ты вряд ли будешь говорить кому попало, но дети... Сам знаешь.
— Все в порядке, он тоже должен знать, я думаю, он уже достаточно взрослый.
На лице Хаса появилась гримаса недоверия:
— Пойми, просто они вроде как взяли с нас обещание ничего не рассказывать. Прежде чем эвакуировать, с нами провели беседу. Я подписал какие-то бумаги. Я не знаю, что мне грозит, вряд ли такое случалось раньше, просто... — он замялся — просто я опасаюсь, что где-то всплывёт моё имя, вот и всё.
Он виновато улыбнулся.
— Ради бога, Хас! — вспылил отец — Я живу с ним в полутора комнатах, ем с ним за одним столом каждый вечер, почти каждый день забираю его из школы. Он всё равно узнал бы рано или поздно. Не имеет никакого значения, скажешь ли ты это, или я передам ему твои слова.
— Хорошо-хорошо! — заскулил Хас.
Мне стало не по себе от того, что я стал предметом спора. Мои уши загорелись.
Наступила пауза. Наш собеседник смотрел себе на башмаки. Прошло секунд тридцать, прежде чем он заговорил:
— Это ножи.
Отец непонимающе уставился на него:
— В каком смысле?
— В прямом. Целое поле земли, а в землю воткнуты ножи или кинжалы. Я не знаю.
Отец молчал. Хас продолжал:
— Мы легли спать в среду часов в одиннадцать. Я ничего не слышал. Ночью встал выпить воды, был какой-то странный свет за окном. Но я подумал что-то с фонарём, — он перевёл дыхание. — Утром я услышал шум на улице, чувствовал себя как-то странно. Спустился узнать, в чём дело, а там это. Это просто земля на несколько километров. Ни самой площади, ни домов вокруг. Ничего. Одна земля. А в землю воткнуты ножи, обычные ножи. Я, конечно, никогда не видел именно таких рукоятей. Но там ничего, что выдавало бы в них нечто особенное. Они натыканы без какой-то видимой последовательности. Просто чёрное поле. Чёрное поле с ножами.
***
Старик Хас оказался прав, мне действительно было трудно держать язык за зубами. При малейшей возможности я пытался рассказать своим друзьям всё что знаю, однако когда меня спрашивали, откуда я это всё взял, я смущался. Выдать Хаса или отца было страшно, поэтому я просто говорил, что «знаю и всё». К счастью, вряд ли бы мной кто-то всерьёз заинтересовался. Слухи множились и без меня.
Рассказы очевидцев быстро оказались в серой правовой зоне. Ты, конечно, можешь наказать тех, кто подписал договор о неразглашении. Но что делать с остальными ста тысячами жителей? Сначала правительство никак не регламентировало секретность, однако публично порицало передачу любых неодобренных сверху версий происходящего. Любой факт распространения слухов, привлекший внимание органов правопорядка, приводил к административным штрафам и арестам по надуманным статьям. Но людей было не остановить. Событие настолько потрясло всех вокруг, что люди, годами молчащие о коррупции во власти, произволе полиции, и о собственном отвратительном уровне жизни, внезапно почувствовали, что делиться правдой очень важно. Такого единения не было очень давно. Никто и не думал, что это чувство однажды вернётся именно таким образом.
Люди рассказывали всякое, но костяк истории оставался неизменным. Исчезла площадь Героев Войны, исчезли соседние дома. Вместо асфальта появилась сырая земля, а из земли торчали продолговатые предметы, нижняя часть была обоюдоострой, а верхняя напоминала рукоять с гардой — нож. Ножи были воткнуты на первый взгляд без определенной системы и ярко светились белым светом в темноте.
***
Вскоре оказалось, что территория созвездия ничем не прикрыта сверху. Если подняться достаточно высоко, можно разглядеть, что скрывалось внутри охраняемого района.
Поздно вечером мы забрались на крышу одной из заброшенных многоэтажек, всего в паре кварталов от зоны. Оттуда открывался отличный вид, хотя невооруженным взглядом было трудно рассмотреть детали. Лиша взяла с собой армейский бинокль (вероятно, стащила у папы). Я, тяжело дыша после подъёма, приблизился к краю.
— Они светятся как звёзды, эти ножи. — Лиша смотрела в бинокль.
— Можно мне тоже посмотреть? — я наконец успокоил сердце и спросил.
— Ага-а — протянула она. Но вместо того, чтобы отдать мне бинокль полностью, она сместилась в сторону и уставилась правым глазом только в одну из зрительных трубок. Я прильнул к другой трубке и закрыл свободный глаз. Моя щека коснулась лишиной щеки. Было не очень удобно стоять вот так.
— И правда как звёзды — согласился я.
— Как думаешь, что это такое? — Спросила Лиша.
— Не знаю, на вид, кажется, не имеет никакого смысла. Просто светящиеся точки.
И тут что-то произошло. Закрытый глаз заслезился, и я быстро заморгал, чтобы сбить с него влагу. На несколько секунд широко раскрыл глаз. Скопление ножей перестало казаться случайным. Я непроизвольно ахнул. Если смотреть на поле глазами с разным увеличением, можно было увидеть чёткие закономерности: символы из светящихся точек.
— Что такое? — Лиша оторвалась от бинокля, и вопросительно посмотрела на меня. Я судорожно переводил взгляд, смотря то через одну, то через две трубки сразу.
— Я, кажется, что-то.... — промямлил я, но спустя пару секунд собрался с мыслями и объяснил, что увидел.
Лиша снова прильнула к биноклю. Наступила тишина. Вдруг она испуганно вздохнула.
— Ты прав.
— Смотри, тот, что в правом верхнем углу, похож на глаз.
— А тот, что ниже посередине, на трость или посох.
— А в нижнем правом какой-то странный узор.
— Мне кажется, это что-то вроде привидения.
Ино всё это время нетерпеливо ходил по крыше туда-сюда.
— Что там? Я тоже хочу посмотреть, — он плаксиво скривил лицо.
— Да-да, сейчас, — отозвались мы с неохотой.
Всего мы насчитали семь изображений: рыба-ёж, спираль, глазное яблоко, флагоносец, торнадо, посох и призрак. Спустя пять минут мы всё ещё стояли и смотрели в бинокль, оставив Ино без внимания.
— Мне кажется, это послание, от инопланетян или что-то такое, — сказала Лиша.
— Не думаю, вон тот символ точно изображает человека, — задумчиво сказал я.
— И что? Они просто пытаются общаться в знакомых нам понятиях.
Я не придумал, что ответить. Я был заворожен моментом. То, о чём все столько говорили. То, о чём столько спорили. Во всём мире только я и Лиша теперь знали больше остальных. Даже больше отца и старика Хаса. Больше учёных и военных. Больше любого из взрослых. Мы стояли и смотрели всё ещё прислонившись друг к другу. Моё сердце снова бешено колотилось. Я обнял Лишу. Спустя несколько мгновений она мотнула плечом, сбрасывая мою руку. Позади захихикал Ино.
***
А спустя пару лет авторитарный режим в нашей стране рухнул, государство оказалось на пороге гражданской войны, и всем стало не до созвездия. Военные ушли. Местные люмпены порезали колючую проволоку и за гроши сдали в переработку. Забор вокруг зоны начал разваливаться.
Новым слухам было неоткуда рождаться. Даже снятие ограничений не вызывало дополнительный интерес. С момента появления созвездие никак себя не проявляло: не расширялось, не атаковало, не отравляло почву. Все бы давно решили, что это чья-то дурацкая шутка, инсталляция современного художника, странный памятник неизвестно кому, если бы не набор неврологических симптомов, которые появлялись при приближении к периметру.
Мы же были всё ещё слишком маленькими, чтобы понимать, что творится в мире. Вокруг и без того было мало развлечений, поэтому когда зона стала доступной для всех желающих, у нас появилась новая игра. Мы стали соревноваться кто сможет зайти дальше всех вглубь территории.
За всё время наших игр никто не пострадал. Обычно мы останавливались сразу за забором с разницей в пять-десять шагов. Симптомы были не так сильны здесь, однако достаточно заметны, чтобы испытывать страх. Ино выигрывал постоянно. Это был его манифест. Его месть за то, что он последним из нас троих открыл символический шифр созвездия.
— Ну, пробуй достат меняс, — Ино стоял на асфальте, в пяти метрах от границы, где начинался чернозём и показывал язык. Я злился, но попытки подойти ещё ближе приводили к такому головокружению, что через пару шагов я всё равно останавливался. Я очень завидовал его способности удерживать равновесие. Однако уже было слышно, как он искажает слова.
В один из таких дней за нами увязался Хом. Этот парень был старше нас на три-четыре года, что казалось тогда громадной пропастью. Хом был не очень мил, он решил, что нашёл легкую жертву для травли.
— Вы просто три шизика. Три шизика, которые думают, что нашли отличное место для игр!
— Отвали, — прошипел Ино.
— А то что ты сделаешь? — Хом ехидничал.
Мы ускорили шаг.
— А вы знали, что мой батя охранял это место? Я могу всё ему рассказать.
Про все ваши тупые игры! — Хом решил атаковать с другой стороны. — Ему по-любому понравится, что кучка сопляков лазает по запретной территории.
— Ты просто завидуешь нам. Потому что мы ходим, где захотим. — я пошёл в контрнаступление, — спорим, ты и минуты не продержишься рядом с ножами? Тебе же страшно. Хоть ты и старше, но так и остался ссыклом! — Я сделал акцент на последнее слово, я узнал его недавно и наконец нашёл, где применить.
Хом стушевался.
— Закрой свой рот, мелочь. Ничего мне не страшно!
— А ты докажи! — Выпалила Лиша.
— Докажу! — Хом с вызовом смотрел на нас.
Итак, в нашей игре появился четвёртый участник. Всю оставшуюся дорогу до зоны мы прошли молча. Хом только тяжело и злобно сопел. До забора оставалось около двадцати шагов.
— Готовы? На счёт три. — Скомандовал Ино. — Раз… Два… Три!
Мы уверенным шагом двинулись в сторону ограждений. Не слишком быстро, чтобы симптомы не стали для нас шоком, но и не слишком медленно, чтобы не дать Хому новых поводов для насмешек. Однако наши опасения насчёт него оказались напрасными. Хом сделал пять шагов и остановился.
— Ты идёшь? — Я обернулся в его сторону.
На этом расстоянии уже начинало немного мутить, но ничего чрезвычайно серьёзного. Мы проходили этот путь множество раз, без каких-либо последствий. Для Хома же это оказалось гораздо труднее. Он попытался сделать ещё шаг и его затрясло. Я ухмыльнулся и двинулся дальше. Наша троица остановилась только у забора. Хом так и не сдвинулся с места.
— Эй, Хом! Как ты там? — завопил Ино.
— Ну и что ты сделаешь дальше, ссыкло? — меня охватила победная эйфория.
Мир вокруг кружился, я чувствовал восторг от происходящего. В голове щекотало. Тотальная безнаказанность — вот что это было. Я поднял какой-то осколок кирпича и кинул его в Хома. Осколок упал рядом с ним. Из-за низкой концентрации было трудно прицелиться, поэтому я бросал наобум. Вскоре в Хома полетели палки, шишки, камни, строительный мусор, всё, что попадалось под руку. Ино и Лиша смеялись и иногда тоже бросали что-нибудь.
Хом не отрываясь смотрел на нас, но не сдвинулся с места. Его кулаки то сжимались, то разжимались.
А потом он вдруг упал на колени, закрыл лицо руками. Конвульсивно задергался. Заплакал.
Я перестал веселиться. Стало неожиданно стыдно. Я точно понял, где перешёл черту, осторожно подошёл к плачущему мальчику и попытался заговорить.
— Хом, я... Прости... — слова приходилось выдавливать из себя.
Хом не ответил, он продолжал содрогаться и плакать. Тихо всхлипывал — неудачная попытка подавить собственные эмоции. Мне стало ужасно жаль его. На секунду мне показалось, что я смотрю на себя из будущего. Взрослый, важный, но такой жалкий перед бескрайним страшным миром. Совсем один, не способный рассчитывать больше ни на кого, кроме себя. Что за кошмар. В груди что-то сжалось, защемило, сердце как будто заржавело. Мне захотелось, чтобы это чувство ушло.
— Я пошутил, Хом, ты не ссыкло... — снова попытался его успокоить.
Хом перестал трястись, встал с колен, кулаком вытер сопли и посмотрел на меня красными от слёз глазами.
— Хом... — начал я. И тут что-то тяжелое прилетело прямо в скулу. Хом со всей силы ударил меня и пустился бежать.
***
После того случая мы стали навещать созвездия реже, однако я иногда приходил туда один. Поздняя осень, быстро темнело и становилось холодно. От забора к тому времени почти ничего не осталось, и я мог подолгу всматриваться в светящиеся рукояти на расстоянии. Я просто стоял и смотрел когда услышал позади тяжёлые шаги и низкое гортанное рычание. Я оглянулся и…
— Ты у меня сейчас получишь, сопляк! — Какой-то мужчина лет пятидесяти схватил меня за воротник и потянул. Я вскрикнул от неожиданности. Мужчина дернул рукой, и я оказался лицом к лицу с Хомом.
— Слушай сюда, говнюк, если ты ещё раз обидишь моего сына...
Он не успел договорить. Я извернулся и укусил его за руку. Отец Хома взвизгнул от боли и ослабил хватку. Мне удалось освободиться. Я рванулся в сторону забора.
Спустя несколько мгновений я оказался совсем рядом с границей. Отец Хома стремительно приближался. Я перемахнул через дыру и побежал дальше. Голова стала кружиться как никогда, я побил рекорд Ино. Надо было продолжать. Мне нужно совсем чуть-чуть и... Ноги подкосились, и я упал на колени. Держать равновесие было невозможно, в глазах забегали мушки. Стало. Тяжело. Думать. Я слышал как отец Хома ру... Ругается? Его голос... Его голос что? Приближался! Я встал на ноги и как можно аккуратнее, чтобы не упасть, зашагал к ножам. Сквозь мушек был видно только точки. Какие? Свет! Светящиеся точки!
Я сделал шаг.
Потом ещё.
Потом ещё
Потм ещ
Потом ещё
По том е щё
Пошшшщ
Пмщ
Мше
шешщ
Ш
Щ
…Шщ
???
Шгяшшгшяг
Шягшяг?
Яшаг?
Шагаю?
Я шагаю!
Я иду!
Я иду!
Где я?
Где?! Я?!
Я не знаю. Ничего здесь не напоминает о созвездиях, ничего здесь не напоминает о ножах. Это место — лучшее, что со мной случалось. Мне будет хорошо здесь, я уверен. Достаточно просто погладить себя по голове. От лица, по волосам, до затылка. Я с тобой. Я никуда не уйду. Я всегда буду рядом. Ты в безопасности. Тебе всегда будет тепло и уютно, какая банальная фраза, ха-ха. Но согласись, она такая приятная. Ты плачешь? Ничего страшного. Это слёзы освобождения. Нежно сожми пальцы на левой руке. Вот так. Плачь сколько нужно. Плакать — это нормально. Я люблю тебя. Я сделаю всё ради тебя. Ты мой самый любимый человек. Самый любимый во всём этом дурацком сумасшедшем мире. Лю-би-мый. Честно-честно. А теперь посмотри мне в глаза и скажи:
«Не пытайся остановить первую жертву безумной осиротевшей земли».