Рёв беснующегося мотора, что гнал стальные траки по дороге, занесённой пылью и каменной крошкой, смолк. Тишина. Кромешная и беспроглядная. Не слышно ни треска деревьев, ни пения птиц. Всё замерло.
Прервал паузу голос молодой девчушки: - Заглох?
Другой, что старше и раздражённый, ответил ему: - Заглох.
- Ну и что будем делать, Оль?
- Любишь же ты задавать вопросы, Тоня. Когда не нужно. Вот откуда мне знать, а? – с тем же угрюмым видом, утирая грязный нос, ответила Оля.
- Ну, не я здесь старшая, ты должна больше понимать!
- Так ведь он впервые глохнет.
- А чего нервничать? Починим. Может, он это, выдохся?
- Ага, ещё скажи, устал. Там и прокладка могла стереться и шланг порваться – много что.
- Вот, а говорила, что не знаешь.
- Это вот вообще не упрощает нам задачи. Где я тебе посреди леса запчасти найду? Или масло моторное. Или бензин? Ладно, сейчас посмотрю, может, невелика проблема.
Оля вылезла наружу, обтирая замызганные штаны о немытый борт танка.
- Мне тебе помочь чем-нибудь? – послышалось из рубки.
- Вещи собирай. Дальше пешком пойдём, видимо.
Нагромождение шлангов, цилиндров, слои грязи, будто торт блинный. Попытки разобраться в этом оказались для Оли безуспешными.
- А ты смотрела руководство? По эксплуатации.
- Слова какие знаешь!
- Так я с бумажки прочла, - смутилась Тоня резким ответом.
- Я там дальше оглавления не понимаю ничего. И так еле выучила, как управлять этим, - Оля раздосадованной захлопнула крышку машинного отделения, - Дай книжку эту. Пожалуйста.
Тоня резво выпрыгнула из рубки, чуть ли не сбив с крючка керосиновую лампу.
- Убьёшься же, осторожнее.
- Вот. Держи!
- Спасибо, - Оля уселась на корпус и принялась штудировать руководство.
Время шло, а Тоня не знала, чем себя занять. Вокруг один лишь тёмный, как отработанное моторное масло, лес, а почти всё живое кануло в небытие. Ни тебе птиц, ни даже назойливых насекомых, норовящих укусить между лопаток. Да даже шанс того, что выпрыгнет волчок и схватит за бочок - крайне мал, если не нулевой. Но если он и выпрыгнет, на такой случай девочки всегда таскали с собой старую винтовку, которую нашли ещё когда только встретились. Тоня тоже вспомнила о ней, и том, что за оружием надо тщательно следить, а потому забралась обратно в рубку и взяла оттуда немного оружейного масла с куском тряпки. Есть приятная медитативность и спокойствие в этом деле, когда котелок занят рутинным делом. Шомпол ходил туда-сюда, масло на тряпке уже высохло, но делать было нечего - ещё только полдень. Оля всё читала и читала руководство, время шло крайне неохотно.
***
- Нашла! - радостно объявила Оля.
- Нашла что?
- Причину!
- Ну и в чём же она?
- У нас закончилось топливо. Если быть точнее – авиационный бензин Б-70. А-72 тоже пойдёт, - с уверенностью протараторила она.
Повисло неловкое молчание. Оля всё так же улыбалась, что было крайне редко, но сейчас, чувствуя удовлетворение проделанной работой, она сияла от радости, а Тоня хлопала глазами, уставившись на неё в недоумении.
- Так это, что получается, мы столько времени без него обходились?
- Нет, конечно, говорю же, закончился, - Оля чуть задумалась, - Разве я не заправляла его пару раз? Ты не замечала?
Тоня, будто игнорируя сказанное, осыпала Олю вопросами: - А сразу ты не могла проверить? Зачем мы столько ждали? И подожди, авиационный? Это же танк!
- Ну вот откуда мне знать, тем более мы последний город проезжали ещё вчера и там я самолётов не видела. И кстати, канистры у нас где?
- Были, сейчас принесу. Только куда мы пойдём?
- Мы же направлялись в сторону Свердловска, туда и побредём. Сколько по карте осталось?
- Так она-то у тебя, - немного нахмурившись сказала Тоня.
- И то, правда.
Оля похлопывала себя по карманам: - Ключи… спички… бинт… не карманы, а барахолка… А, вот же она, нашла. Тоня, собирайся скорее!
- Готова и уже давно, я даже «Свету» успела почистить.
- Прошу же её не трогать, ты маленькая ещё.
- Ничего не маленькая, могла бы и спасибо сказать. Ты за ней не следишь совсем.
- Я тебя на пять лет старше, - с некоторой тоской сказала Оля.
- И что? и мне скучно, вообще-то.
- Ага, скучно. Ладно, чего спорить. Нам до города вроде немного осталось, успеем до ночи, а если повезёт, даже к вечеру вернёмся. Только вещи возьму.
Оля надела старый армейский рюкзак, на него нацепила ту самую керосиновую лампу, а по другую сторону котелок, забрала со сцепок два спальных мешка и всучила Тоне. Ещё накинула через плечо эту самую «Свету». Так любя назвали бойцы РККА винтовку СВТ-40.
Конец октября, но солнце припекало не хуже, чем в августе. Тоня сняла свою любимую армейскую каску, которая теперь бесцельно болталась у неё за спиной. Нарушал идиллию только ремень старой советской винтовки, что натирал кожу даже сквозь плотную ткань.
Какой именно это год девочки не знали. Всё та же земля, те же дороги, те же города. Те же леса и реки. Человечество когда-то давно подписало смертный приговор себе, а не всему миру, да только теперь в действительности можно считать, что эпоха ушла, в частности, советская.
На дороге пробка: «Копейки», «Победы», «Волги», «Запорожцы» и другие. Все они уже давно сгоревшие, обворованные или сломанные. Простой металлолом. Только сосновые боры и берёзовые рощи оставались в первозданном виде. Почти. Величавые деревья с размашистыми ветвями, пышные кустарники, грибы, растущие большими и дружными семьями, заросли низкорослых папоротников и дикой розы. По обочине росли паутинистые тысячелистники, чьи стебельки переплетались словно лоза для плетения корзинок, подорожники, чьи лечебные свойства теперь стали той ещё глупостью и ромашки с белоснежными лепестками, неким образом сохранившиеся осенью. Такое буйство природы, которое совершенно не замечаешь, когда занят различными «важными» делами. Только теперь это всё казалось чем-то далёким от простой жизни, чем-то давно отказавшимся от своих первоначальных обязательств, чем-то, начавшим жить исключительно для себя.
Тоня любила лето, любила чай из шиповника. Так приятно пахнет. Сладкий, с сахаром, когда заболел или просто так. Девчонки пытались несколько раз заварить пару чашек, но вкус получался совершенно не тот. Наверное, уже и не повторить. И всё же в лесу рос тот самый шиповник, и его было действительно много. Колючий, красивый и сотня красных как кровь ягод на нём.
А Оля любила зиму. Может, сказывалось детство на Южном Урале, где что ни год, так шесть месяцев зимы - с ноября и по конец апреля. Хочешь или не хочешь, а полюбишь. А может, зимой есть смысл носить любимые ушанки, любовь к которым у неё появилась от дедушки. Такая привязанность к вещам, которая просто есть.
Гнетущая тишина отдавалась в мыслях тревогой. Только завывающий ветер перебивал это беспокойство.
Вдруг Тоня громко заявила: - Скоро придём!
- Да-да, немного осталось, вон уже и здание какое-то.
В метрах пятистах от них было КПП. Само оно было небольшое. Там стояло несколько побитых «Зилов» и «Уралов» и ещё больше легковушек. В полуразрушенной будке, в которую Тоня заходила уже в своей каске, не нашлось ничего интересного, помимо залежалой бутылки водки от 77-го года. Удивительно, как за столько лет чекушку никто не прибрал к рукам, да и сама она была, как новая. Этикетка гласила: «Срок хранения: 4 года. Хранить в закрытой таре. Избегать попадания прямых солнечных лучей».
- Оля-я-я, смотри, что нашла!
- Сейчас, иду-у! - Оля вылазила из побитого «Урала», - Чего у тебя тут?
- Вот, - Тоня торжественно преподнесла ей находку.
- Эм, ну и зачем она нам? У неё и срок годности, наверное, давно истёк. Но если подумать, пить-то необязательно. Можно рану обработать или поджечь что-то.
- Ну?
- Молодец, молодец, - Оля потрепала Тоню за щеку.
- Э-эй, ну чего ты делаешь!
- Ха-ха-ха, не нравится, да? Важная какая, - Оля пыталась защекотать подругу, пока та увиливала.
- Ну-у хватит, чего творишь? - пыталась она вырваться, - Я же не кукла какая!
- Ладно-ладно. Ты правда молодец, только странно это всё.
- А ты чего нашла? - Тоня чуть склонила голову вправо и нагнулась, посмотрев Оле в глаза.
- Я, а, ну, да ничего такого, только вот два патрона на ТТ, да магазин к нему.
В отличие от найденного и разбитого в хлам пистолета, магазин был целым и чистым, хорошо лежал в руке, да и ощущения от него были довольно приятными. Ободряет, как теннисный мяч в руке, который и собаке кинуть можно, и зарядить кому-нибудь в глаз.
У Тони же во взгляде загорелся огонёк: - А ну, дай мне.
- А тебя манерам не учили, да? - с долей сарказма ответила Оля. В таких условиях далеко не до манер, но и такого обращения к себе она терпеть не хотела.
Тоня начала уж дуться, но опустила голову: - Оля, дай, пожалуйста, посмотреть.
- Вот скажи, это так сложно?
- Нет, - потупила Тоня взгляд.
- Ладно, не дуйся, держи.
Огонёк в глазах Тони никуда не пропадал, это всё был её коварный план! Она со свойственной ей прыткостью схватила магазин и выбежала из полуразрушенного кабинета.
- Ах ты!
Бутылка водки поспешно сунулась в рюкзак. Помимо «обновки», как в шутку нарекла бутылку Оля, в нём лежали тёплые перчатки, два ИРПа да четыре пластиковых полуторалитровых бутылки с водой. Стеклянные было найти проще, но таскать их неудобно - они бренчат при ходьбе, как колокол на шее у коровы.
Оля хотела и сама осмотреться, принялась лезть в какой-то шкаф, но не прошло и минуты, как с улицы послышался испуганный крик. «Вот чёрт!» - успела только подумать Оля, как выхватила «Свету» и выскочила из кабинки вслед за Тоней. На улице стоял парень чуть моложе тридцати в старом бушлате и зелёных армейских штанах. Определённо обеспокоенный ситуацией, он активно размахивал руками. Позади висел АК-74, на бедре - фляжка. В общем, совершенно обыкновенный такой армеец, разве что погон не было видно. Он безуспешно пытался успокоить Тоню.
- Чего же ты кричишь? Спокойнее, я тебе не обижу.
Оля судорожно вскинула винтовку, направила в его сторону. Он опешил, лишь поднял руки, что-то нервно бубня.
- Н-не стреляй. Свой я, свой! Опусти, у меня и автомат не заряжен.
- Заткнись! Ты кто такой вообще? - пускай говорила Оля грозно, а колени всё равно сильно дрожали.
Тоня спряталась за подругу, смотрела из-за спины и чуть ли не плакала.
- Солдат, солдат я. Сержант Кузнецов Михаил Игнатьевич.
В иной ситуации он бы посрамил честь советского военнослужащего, но почему-то сейчас, наведя на него винтовку, Оля не испытывала ничего помимо собственного страха.
- Ты что тут делаешь? Тоня, он тебе угрожал? Ты зачем к ней полез?
- Оля, Оль, опусти. Я не думаю, что он плохой, – легонько одёргивая бушлат, говорила Тоня.
- Ничего ты не понимаешь, я знала, знала, что тут что-то не так! – держать палец на спуске Оля не осмеливалась.
- Опусти, испугалась я, он ничего не делал. Страшно мне стало, тебя рядом не было.
Кузнецов закрыл глаза и, кажется, молился. Ни единого мускула на его лице за всё время и не дрогнуло. Всё же, доверившись Тоне, Оля опустила винтовку, дыхание становилось глубже. «Света» отдавалась теплом в руках, но направлять её на кого-то было совсем иным чувством, далеко не самым приятным. Держать человека на мушке, вершить его судьбу Оле совершенно не понравилось, она еле заметно дрожала, смотря на Михаила.
- Откуда ты?
- Воинская часть, неподалёку совсем, могу вас провести.
Тоня вмешалась в разговор: - А можно? Тебе разве за это ничего не будет? Ты же солдат!
- Нет-нет, не будет, я один остался. Все разлетелись. Я здесь ответственный, если проще, - не переставая умиляться Тоне, отвечал он.
- И как успехи? - довольно сухо спросила Оля.
- Никак, года два никто не выходил на связь. Каждый день сижу у радиостанции, помехи слушаю. Даже зверья в округе нет, о людях и говорить не приходится. Редкая птица пролетит - уже счастье. Если бы не каждодневная рутина, давно бы уже с ума сошёл. Так от этого устал.
- И с чего бы нам друг другу верить?
- Ни с чего. Но разве есть причины не доверять? Мне, честно говоря, уже без разницы, податься некуда. Да и у нас была сотня возможностей пристрелить друг друга. Только зачем нам это?
- Разряди.
Оля не стала вскидывать винтовку, хотя сама отметила, что поступает крайне необдуманно. Михаил снял автомат. Магазин и патронник оказались пустыми.
- Так ты не врал?
- Говорю же, незачем мне это. Поверьте, я просто хочу поговорить.
На Олю накатило чувство стыда вперемешку со злобой. Мурашки пропали, но вот зубы плотно сомкнулись.
- Вы, ты… в общем, извини, что так вышло.
- Не извиняйся. Может, заново попробуем? Я Кузнецов Михаил Игнатьевич, можно Миша или как вам самим удобно.
- Меня Тоня, а её Оля зовут, мы путешествуем!
Михаил улыбался. Олю, несомненно, настораживал вид взрослого мужчины, что с таким умилением смотрел на подругу, но виду не подавала.
- Да, меня зовут Ольга, а её Тоня. Да, мы путешествуем и нам бензин нужен, - наигранная серьёзность была к Оле не к лицу.
- Михаил, а можно тебя дядя Миша звать? - перебивала Тоня.
Чуткая и нежная натура Кузнецова не пережила этого удара, он уже ни капли не пытался скрывать искреннюю радость.
- Да, конечно, можно. Ох, вы извините мне сентиментальность, последний раз от матери имя своё слышал, лет десять назад. Уже и забыл, как с людьми-то общаться, ха-ха! – это был нервный смешок, - Что вам за бензин нужен? У нас на складах в части всего навалом, чудом не разбомбили. Как сейчас помню, нам буквально за неделю до войны доставили новые зенитки.
- А-72 нужен или Б-70, - сказали девочки в унисон.
- И на чём же вы таком ездите?
- На танке! Дядь Миша, на танке! - Тоня уже не пряталась за подругой. Очень ей хотелось рассказать о прекрасной боевой единице.
- На танке? Вы? Вдвоём? Каком? Где он?
- АСУ-57, - ответила Оля, и тут же Тоня повернулась к ней и показала язык, но Оля проигнорировала столь очевидную провокацию, - Если коротко, то мы его полностью рабочим нашли, но сомневаюсь, что это оригинальная… Модель?
- Допустим. Танк, так танк. Могу я на него…
- А до него обратно два часа идти! - Тоня отказывалась учиться хорошим манерам.
- Так, ладно, до части недалеко. Вы, может, есть хотите? Пить? Спать? Бензин-то я найду, а вам отдохнуть надо.
- Веди. Хотя подожди. Вот эту бутылку ты здесь оставил?
- А я её уже потерял. Ты лучше не пей, она уж давно испортилась.
- Я и не собиралась. Просто спирт всегда может пригодиться.
- Это правда. Так, идите за мной, тут не долго, километра два или три. Только магазин подберу, не хочу вещами раскидываться, надеюсь, вы не против.
- Пойдём? - Тоня посмотрела на Олю вопрошающим взглядом.
- А ты ничего не забыла случаем? - с долей лёгкой насмешки сказала Оля.
- Ну, а как же, всё всегда при… Вот блин. Не могла же я!
- Вот, держи, - Михаил протянул Тоне магазин от ТТ
- Спасибо, дядь Миша!
Михаил от счастья таял на глазах.
- Я готова!
- Пойдём, - заключила Оля.
- Следуйте за мной, – Михаил скомандовал «Кру-гом!» и резко повернулся на все сто восемьдесят градусов через левое плечо.
***
Путь оказался многим длиннее, чем «пара километров». Уже темнело, компания подходила к воинской части, Михаил рассказывал о своей бытовухе с середины.
- Знаешь, помаленьку. Крупы на три сотни лет вперёд на одного меня хватит, все паразиты будто в одночасье сдохли. Воду набираю в ближайшей реке. Она течёт оттуда, где почище, потом кипячу. Пытался рыбу ловить, да только труха попадается. Закимарил один раз, а там маленький такой ёршик к крючку пристроился, я его и отпустил. В общем, на провиант не жалуюсь. Всё свободное время или окрестности обхожу, или частоты прослушиваю… - Михаил очень живо вёл монолог, не давая возможности девочкам вставить и слова.
Разрушенный город удивлял своей непостоянностью. Простенькие, серенькие, непримечательные пятиэтажки, чей архитектурный стиль утерялся во времени, были теперь неузнаваемы. Приятная скромность соседствовала со всей монструозностью природы, свободной от оков человечества. Деревья, выросшие как на дрожжах, буквально за десяток лет, ныне заслоняли собой разрушенные постройки. Трёхэтажные дома культуры с облупленными орнаментами, окрашенный в белый цвет с голубой волной городской бассейн, неказистое здание исполкома, районный профсоюз в вымпелах и флагах, аккуратный до того театр с порушенными колоннами и много чего ещё пыталось скрыть свою натуру за высокими соснами и тополями. В некоторых дворах даже стояли разбитые теплицы. Миша сказал, что больно много лишнего креатива у людей было тогда, вот и придумывали разные способы пропитаться.
Панельки – большая их часть - сложились, как карточные домики. Порушены они были не неуклюжим движением ребёнка, а сознательным решением вполне компетентных людей по всему миру, так или иначе, отдающих себе отчёт в собственных действиях. Но, может, и нет.
Определённые места компания сознательно обходила по наставлению Михаила. Он говорил о радиации и совершенно не верил девчонкам, что они без опаски ходили где угодно. Тоня же не сильно обращала на всё это внимания, ей было интереснее послушать самого Мишу.
- Осень очень люблю, прошлая такая красивая была, листопады, шуршащие листья под ногами. Жаль фотоаппарата у меня тогда не было. Вот только недавно нашёл, когда по городу мотался. Людей нет уж давно. Совершенно никого, так что и квартиры ничейные. Ходил от дому к дому, вот и наткнулся. «Искра» назывался, только вот модели не помню, одна из последних на тот момент, но я вам обязательно покажу, - Оля никогда не имела приязни к больно разговорчивым людям, однако сейчас и ей и Тоне было как-то без разницы. Всё лучше, чем самим языки напрягать.
-…Так он тогда с лестницы навернулся неудачно, а мы его вчетвером унести не могли, представляете? Такой огромный был, и главное, где он столько еды находил? Нет, мы, конечно, не голодали, но он точно килограмм под сто двадцать весил. И как он тогда себе не сломал ничего, грохот был такой, будто в штабе связку гранат подорвали. Как в армию попал? Человек – загадка. А сейчас Алексеич в лучшем из миров - помер. Лет пять назад. Передавали мне, что на танковую мину наступил. Сгубил его в итоге недюжинный аппетит или мина с ослабленным детонатором была, чёрт знает. Смотрит сейчас оттуда, - Михаил поднял голову в попытках разобрать что-то в очертаниях хмурого неба, - И злится на меня. Хотя, зная его, скорее сидит и с собственной нелепости ржёт. Видел я таких, весёлые и всегда на подъёме. А как бой, так отчаяннее всех бьются. Потом стараются ободрить кого, садятся рядом, руку на плечо и расскажут какую-нибудь глупость или анекдот там, что ты сам от неожиданности уже ловишь себя на смехе. Бывают же люди.
Тоне приходилось видеть и трупы, и взрывы, но первые, как правило, уже представляли собой лишь горстку костей, а вторые были далеко, когда девочки палили из танка в преграду или в стену какую. Разлетевшийся из-за взрыва на тысячу кусков живой человек, даже в воображении пугал до боязливой тряски головой.
- Вы в Бога верите? - Михаил шёл чуть впереди, но вдруг замедлился, отчего витающая в мыслях Оля чуть не врезалась в него.
- Михаил. Кхм, Миша, а почему интересуешься?
- Ага, почему мы в него верить должны? – ответила и Тоня.
- Точно, вам двоим это незачем. Я к тому, что вам очень повезло быть друг у друга, поэтому не верьте в такие байки, иначе обернётся вам боком. Мои же друзья и родные лежат в земле. От прадеда до племянницы. Всё, что осталось от них, - это память, и даже она порой врёт. Посмотришь вокруг и думаешь: какой Бог? Читал я библию, там много хороших идей - гуманистических, но ради чего? Какой конец? Рай. А на «бренной земле», нам предлагают страдать ради справедливости. Враньё, мы справедливости при жизни хотим, а другой мы не знаем и не узнаем. Даже если Бог есть, лучше умереть, думая всю жизнь головой, чем верить во что-то и по итогу, как и все, оказаться в ящике. Странная штука, эта смерть, да? - его шаг ускорился, стал шире. Тоня провожала быстро удаляющегося Михаила взглядом, - Мой дом! Ну же, идём-идём! Сейчас я вам всё покажу. Вы не бойтесь, целых зданий осталось мало, склад, штаб, да моя казарма, немного совсем осталось. Немного. В оставшиеся я уже давно не заходил, боюсь, что меня балка какая придавит, так и помру, ха-ха-ха!
- Тонь, всё хорошо? - Оля потрепала подруге волосы на макушке.
- …
Огромный забор, обвитый колючей проволокой, простирался, кажется, на километры в обе стороны. Высота его была метра три, не меньше. Он казался неприступным, но множественные пробоины в нём выдавали обратное.
Война здесь давно кончилась, а пепел боёв унёсся далеко-далеко. Михаил, недолго думая, направился в казарму. Она выглядела, мягко говоря - так себе: три этажа, зелёные, обшарпанные стены, многие стёкла выбиты, неподалёку стоял одинокий «ЗИЛ», в кузове валялся многочисленный хлам. Однако при входе внутрь картина преображалась, видно, что Михаил ухаживал за местом своего фактического проживания. Полы вымыты, а стены даже покрашены в успокаивающий бежевый оттенок. За неимением начальства, легко отдаться самодеятельности, и Михаил этого совершенно не отрицал.
Одна из огромных комнат казармы, выделенная на солдат пятьдесят, была искусственно огорожена кирпичной кладкой. Теперь же спальня была метражом в пару десятков квадратных метров. Здесь располагалась куча барахла, которую Миша бережливо расставил по полочкам. Он ушёл в соседнее крыло за постельным бельём, пока девочки с разрешения принялись изучать это всё. Тут находились десятки детских игрушек и разных безделушек, деревянные кубики, зелёные солдатики, деревянные искусные лошадки. Железные машинки и БТРы. Много совершенно разных книг, руководства по той самой «эксплуатации», даже самоучитель по игре на гитаре. Модели самолётов, танков, самодельное радио, плюшевый рыжий кот и небольшая пчёлка с большими крылышками. Какие-то трубы, связки ключей. Странного вида приборы, рядом простые гаечные ключи, разного размера молотки и много чего ещё. В ящике на той же полке валялись сотни, если не тысячи железных деталей, от гвоздей до сварочных диодов. Если и говорить о барахолке, то она была здесь, а не у Оли в карманах. Были и несколько кружек. Тоня приметила одну эмалированную с вручную нарисованной на ней ромашкой. В дальнем углу, около окна, стоял письменный стол с кипой бумаг, датирующихся аж 1976-м годом. Оля не стала заострять на них внимание, списав всё на расторопность Михаила. Не привыкла она копаться в личных вещах и привыкать к этому не желала.
По правую сторону от входа стояла кровать, большая, из двух сдвинутых вместе солдатских коек, укреплённая парой досок снизу для пущей жёсткости. Шаги Михаила в такой тишине слышались за пару десятков метров по казарме. Он кое-как открыл дверь и кинул на соседствующий с кроватью стул новый комплект постельного белья.
- Сейчас всё сделаем, а ну, Оля, помоги мне… Так вы чего, всё ещё не переоделись? Да кидай ты всё на пол, только вот вчера мыл, - Михаил принялся стягивать пододеяльник и простынь с кровати. Оля, недолго думая, сняла верхнюю одежду и рюкзак, взялась за наволочки подушек.
- Мы же вернуться хотели, - Тоня немного нервничала.
- Вы тут первые за три года, а танк оставили, как я понял, на одной знакомой мне захолустной дороге. Никому не нужны ваши пожитки, тем более без топлива. Да и поздно уже, вам следует отдохнуть, - заключил Михаил, заправляя одеяло в чистый пододеяльник, что, будучи честным, выходило не очень хорошо. Казалось, пододеяльники — это извечная проблема любого общества.
Справившись с постельным бельём, Миша окинул девочек взглядом.
Одна из них повыше, в старой мужской рубашке и армейских штанах. Взъерошенные волосы. Тёмные, как Донбасский уголь и крепкие, как Уральская сталь. Чуток бледная и сухая кожа. Приятные, мягкие черты лица, с толикой строгости и простенький носик, без задоринки. Глаза цвета болота с мешками под ними и взгляд тягучий как трясина. Движения её рук были уверенными, но сохраняли грацию, присущую девушке, оттого порой становясь немного неуклюжими. Впрочем, всё это лишь напоминание о том, кто разрешает все возникающие у дуэта неурядицы. А вторая девочка была невысокой. С головы и до самой талии ниспадала пышная пшеница. Яркие голубые глаза, румяное лицо, одухотворённое жизнью и любопытством. Искорка, что никогда не покидала её взгляда. Вот она-то свободно махала руками, разбираясь с наволочками. Одну туда! Подушку сюда! Если бы могла, то обхватила бы в объятия вообще всю казарму, всей широтой своей души. Никакого стеснения. А главное, даже в таких условиях она старалась сохранять прекрасную, тихонькую улыбочку на лице.
Оля, говоря честно, была крайне красивой и сформировавшейся девушкой, но Михаил сохранял стойкость характера, а может, имел принципы или отличное воспитание, так или иначе, кинуть и единого косого взгляда он себе не позволял.
Вспомнив наконец, что гостьи и голодны, и устали, он предложил первым делом принять ванну. Девчонки сильно обрадовались возможности, но тут пришло печальное осознание.
С досадой говорила Оля: - Да нам даже переодеться не во что, мы и не думали, что выдастся возможность.
- Ох, это не проблема. С комнатой мы закончили, теперь и с одеждой можно разобраться.
- У тебя и она есть, дядь Миша?
- Конечно, есть, всё есть, и на тебя что-нибудь подберём! - Михаил потрепал Тоню по голове, - Тут подсобка, рядом ещё комната, сейчас я генератор включу, а то уже темно становится.
Михаил на минуту всего вышел на улицу и в крыле казармы зажегся свет. В попытках же отпереть дверь он принялся перебирать связку ключей, в которой их была сотня, не меньше. По привычке хранил, не иначе.
Наконец найдя нужный, быстрым движением он отворил дверь и включил свет. На вешалках было много комплектов формы, такие же бушлаты, штаны, сапоги и берцы. Только в одном дальнем лежала парочка джинсов варёнок и несколько детских однотонных футболок.
- Держите, меряйте. Можете хоть всё забрать, а я пойду ванну греть, - Михаил поспешно удалился, оставив девочек. Оля сняла свою потрёпанную рубашку довольно плотного пошива, которую носила уже продолжительное время прямо на голое тело, что вогнало её в краску. Другое дело Тоня, она бегала практически голышом от вещи к вещи, пытаясь надеть всё и сразу.
- А они чистые вообще? - с недоверием высказывала Оля мысли вслух.
- Конечно, не думаю, что, так стараясь для нас, Миша стал бы нам всякие непотребства подсовывать, - говорила Тоня, пока надевала на себя футболку.
- Хорошо сидит, - до сих пор полуголая, сложив руки на груди, Оля осматривала Тоню в синей сорочке, которая была размера на два больше необходимого, - Великовата, но на вырост самое то.
- А ты, чего стоишь? - спрашивала её Тоня, пока с отвращением рассматривала большие мужские трусы с дыркой в области ягодицы.
- Да, не знаю я, глаза разбегаются.
В раскиданной кое-кем куче вещей Оля приметила большую майку, которую без промедления и надела.
- Свободная. И чистая. На удивление.
В дверь послышался глухой стук.
- Тук-тук, вы там закончили? Я ванну тёплую набрал, идите, пока не остыла и вещи не забудьте. И да, ванна рабочая у меня тут только одна, так что мыться будете вместе. Вы, надеюсь я, не против?
Схватив всё необходимое, девочки поспешно удалились, но вот куда ушёл Михаил - было неясно. За распахнутой дверью обыкновенная армейская душевая с парой отличий. По левую сторону стоял алюминиевый стол, на котором тут же нашли пристанище вещи, а чуть дальше кустарно установленная ванна. От неё куда-то в стену уходила тройка труб. И вновь послышался стук.
- Вы, когда закончите, внизу в ванне пробка есть, выдерните, чтобы вода слилась. Ну всё, не отвлекаю, мне в штаб надо.
Тоня, недолго думая, залезла в ванну: - Ух, тепло, лезь скорее!
Оля неторопливо разделась и провела ладонью по воде.
- Ну чего ты боишься, быстрее! - Тоня обрызгала её.
Оля от неожиданности взвизгнула: - Ты чего брызгаешься?
Ответить на частые выходки Оля умела и очень даже хорошо, схватив Тоню за нос в намерениях сделать сливу. А в тёплой воде таковая появится гораздо быстрее и будет намного ярче.
Тоня заливалась смехом, пытаясь вырваться: - Ну отпусти, пусти, больно же, ха-ха-ха!
- Дурёха.
Вода тёплая, почти горячая. При желании можно было утонуть, такая глубокая была ванна. Тоня погрузилась в мыльное облако по шею, а потом и вовсе полностью окунулась, начав пускать носом пузырьки. Оля отыскала мыло и начала намывать Тоне голову.
- Глаза щиплет, - Тоня вытирала их руками.
- Ты ещё мылом умой. Сейчас холодную включу, - Оля потянула кран и обожглась напором кипятка.
- Вот же, - одёрнув руку, она поспешила включить правильный, но потекла лишь тонкая прохладная струйка.
- Ну, когда уже, глаза болят.
- На, вот, промывай.
Пока Оля намывала подруге голову, в собственную лезли совершенно разные вопросы, что начинали надоедать.
И почему он так добр? Понятно вроде, он точно человек не плохой, но подозрительный. Одежда, комната, ванна. Может, он и правда от всей души или как это называют? А если так, смогу ли я её сама всем этим обеспечить? Может, остаться с Тоней тут, спокойно жить. Но это всё ещё военная часть, мало ли что может пойти не так. Шальная ракета или бомба или приказ какой, что нам тогда делать вообще? И он опять же, с Богом своим. Неужели, действительно столько лет тут без людей пробыл? То молится, то к чёрту всё шлёт.
- Ты уснула там? - Тоня вся была покрыта пеной, её саму уже трудно было отличить от облачка.
- Ой, извини, сейчас всё смою, только душ возьму.
- А ты-то голову мыть будешь? - стояв уже руки в боки, спрашивала её Тоня.
- Буду, конечно, иди вытирайся пока. Не поскользнись только.
Тоня перелезла через бортик и поспешила вытираться полотенцами, заботливо оставленными Михаилом.
- Оль, а тебе дядь Миша нравится?
- Не знаю.
- А по мне добрый, помогает нам, даже одежду подарил, - Тоня вытерла светлые волосы до состояния овечки на голове.
- Тебе лишь бы добрый, не просто так он это делает и это настораживает. Он, может, и не плохой, но просто так сейчас никто бы помогать не стал.
Одевшись, они, как и просил Михаил, выдернули пробку. По трубе начала сливаться тёмная, мыльная вода. Это был первый их приём душа за последний месяц. Приятная свежесть - редкая радость теперь, приносящая тонну удовольствия, так ещё и чистые волосы. Красота!
- Не стоит так впредь затягивать, - заключила Оля и открыла дверь наружу. В коридор хлынула волна пара.
Михаил упоминал штаб, потому девочки направились именно туда. По территории части выл осенний ветер. Странно, но именно этот день и вечер были теплее обычных. Девчонки нашли здание, что больше других, зашли в него. Света в коридорах не было, но выше по этажам в полной тишине разносился странный писк и треск помех. Девчонки остановились напротив двери, за которой и был звук. Смотрев на старую, дряхлую дверь около минуты, Тоня наконец набралась смелости и с важным видом постучала в неё.
- Дядь Миша, открывай!
Молчание длилось вечность, но на деле не прошло и пяти секунд. Треск и писк на мгновение остановились: - Идите в комнату, сейчас приду.
Шум возобновился. Девочкам не оставалось другого, как просто вернуться в казарму. Ветер всё так же завывал, попутно сдирая пожелтевшие листья. Монументальные сосны и ели составляли костяк лесного массива, оттого, жёлтые и оранжевые берёзы, рябины и один величавый дуб выглядели ещё привлекательнее. Очаровательная своей простотой картина. Тоня иногда шаркала ботинками, что были ей не в размер, а Оля отбивала чёткий ритм своими добротными берцами. Ничего не тревожило, а с порывами уходили и все плохие мысли. Возможно, по этой причине Михаил и оставался здесь, хотя эта мысль, конечно, крайне романтична и истинные его мотивы точно в разы приземлённее.
В казарме продолжал гореть свет. Девочки вернулись в комнату, её наполнял свежий аромат зелёного чая с мёдом, кружки с которым стояли на столе. Одна из них была той, которую успела подметить Тоня.
И когда он только успел? - в их мыслях зрел схожий вопрос.
Тоня с Олей расположились на большой, заправленной кровати и прильнули к угощенью. Чай уже успел порядком остыть, но был тёплым и сладким. Может он и не с шиповником, как хотела того Тоня, но помимо воды они уже давно ничего не пили. И снова стук. Кажется, в такое время сложно ожидать от рядового солдата какой-то культуры или учтивости, но Михаил нарушал глупый стереотип, не забывая про простые нормы приличия и порядка.
- Оля, Тоня, вы уже тут? Да слышу я, уже во всю чаи гоняете.
Михаил энергично открыл дверь, войдя боком.На подносе стояли открытые, разогретые говяжьи консервы. Запах мяса и жира быстро перебил аромат чая, у Тони уже почти стекала слюна от обилия предстоящих гастрономических удовольствий.
- Извините, без гарнира, варить больно долго. Вот вам вилки, угощайтесь. Не уляпайтесь только, оно жирное всё.
На лице с жёсткой чёрной щетиной появилась грустная улыбка. Видно, сам он ничего сегодня не ел. Михаил подходил к третьему десятку, но у него уже проступала седина, а взгляд напоминал мужчину лет пятидесяти. Только сейчас это заметила Оля и не могла свести с него взгляд. Лицо его было таким простым, будто с детского рисунка, без ярких черт, страшных шрамов или ссадин. Лишь грубовато квадратное. Серовато-зелёные, тусклые глаза выдавали в нём личность, думающую и мыслящую, и, возможно, от этого потерявшую всё сокровенное, что было в жизни. Даже его широкие плечи и грозный вид чахли за ненадобностью.
- Чего не ешь? - наконец заметив пристальный взгляд, он обратился к Оле.
- А? Я ем. Откуда тушёнка?
- Как откуда, со склада, конечно. Последняя партия на моей памяти пришла в восьмидесятом. Ещё годятся, считай, что последний год и выкидывать. А пока горячие - ешь.
Со стола пропала кипа бумаг. Оля не знала, что там было, сознательно отказавшись рыться в чужих вещах и прошлом. Сейчас она начинала понимать состояние Михаила. Тоня же молча уплетала мясо за обе щёки, и съела бы она всё за пять минут, но тушёнка оказалась на удивление жёстче, чем сухпай. Хочешь или нет, а приходилось разжёвывать и лишний раз напрягаться. Она тщательно пережёвывала, запивая всё из большой эмалированной кружки с ромашкой.
Ну что за несправедливость?!
- Миша, почему ты всё это делаешь?
Кузнецов устало облокотился спиной на заваленный грязной одеждой прикроватный стул и задумался.
- Понимаешь, есть причины. Всегда есть причины что-то делать, - он смотрел в потолок, который украшала одинокая лампочка накаливания в плафоне, - Я же не хороший человек. Делал много глупостей: и убивал, и хоронил. Понимаю, как вам непривычно получать столько всего от того, кого знаешь, может, часов семь от силы. Если тебе так будет понятнее, то думай, что я искупляю вину перед народом, потому что так оно и есть.
На подносе уже стояла одна пустая консерва, что была отведена Тоне.
- Ты-то доедать будешь? – спрашивал Михаил Олю.
- Да, буду, - она зачерпнула вилкой остатки консервов и сунула в рот, почти не прожёвывая.
- Давайте всё сюда, я унесу, завтра разберёмся с остальным.
- А можно я себе оставлю? - Тоня держала кружку в руках.
- Конечно! Забирай. Только ложись скорее спать, поздно уже, - Михаил чуть приподнял уголки губ, захватил поднос и пошёл к двери, - Комната хорошо утеплена, не замёрзнете.
Тоня уже залезла под одеяло, что поспешила сделать и Оля, выключив свет.
- Посплю в штабе, спокойной ночи.
- И тебе, дядя Миша! Спокойной ночи.
Дверь закрылась, шаги стихли, генератор умолк. Только деревья качались под напором стихии.
- И всё же, он хороший, - сказала Тоня и улеглась Оле на руку.
- Может, ты и права. Давай-ка спать.
Порой угрюма ты,
Порою очень зла -
Я не в обиде на тебя,
Ведь мало знаю и могу.
Но всё изменится к утру!