Ян Ведослав, основатель и древний и принятый старейшина перуньего устава общины Родолюбов-Хороводников, был среди белого стада инфоцыган овцой иссиня-чёрного цвета. Во-первых, он пришёл в ловцы человеческих душ не после одиннадцати классов и низкооплачиваемой работы в сфере обслуживания, как большинство нормальных людей, а из довольно далекой области – русской филологии, где успел защитить диссертацию по поэтике жизни и смерти в текстах Велемира Хлебникова. Во-вторых, он до неприличия много внимания уделял фундаментальному обоснованию своего учения, почти никогда не прибегая к обычному для людей его профессии источнику – фантазиям из головы.

Каждое своё измышление он по академической привычке подкреплял ссылкой на соответствующую литературу, которую, впрочем, позволял себе толковать в значительной степени вольным образом. Однажды на его стрим пришла студентка-антрополог, специализировавшаяся на курганах вятичей. Она хотела повеселиться, разоблачая очередного шарлатана, но Ведослав, с присущим ему спокойным академизмом, пояснил ему, что Соломон на самом деле был славянским богатырём – суть его рассуждений сводилась к тому, что «Соломон» есть солнечный ОМОН (ещё один древнеславянский термин, пробившийся в наше время через толщу истории и обозначающий Амона-защитника, который, конечно, тоже был славянским богом; всё это, конечно, со ссылкой на работы Соколова-Безрукера, трёхтомник Щековского и фундаментальную статью Гермицкого – из основного). Студентка, перепроверившая все статьи, на которые ссылался Ведослав, была поражёна не фактами, что сообщил старейшина, но степенью академической свободы в умопостроениях Ведослава в сравнении с тем, что привыкла слышать в своём университете, что забросила учёбу и сделалась помощницей и ученицей Ведослава.

Монотонная педантичность, соединённая с навыками работы с источниками, помогла Ведославу не утонуть в глубоком, но сравнительно небольшом озере русских инфоцыган. Глобальная мода в этой сфере менялась часто. Гипнотизёров, наследующих Союзу и популярному с двести лет назад Францу месмеру, сменили бабки и целители, покорившие древние силы природы, те уступили экстрасенсам и спиритам, общающимся с духами из тонких миров, за ними пришли сторонники аффирмаций и прочих селфхелп-систем, давно придуманных и давно забытых далеко за океаном. Когда Ведослав начинал, в моду входили «научные» течения. Улыбающиеся энергичные люди с блестящими глазами рассказывали про вибрацию струн полей желания, про квантовые вибрации – по какой-то причине квантовая физика являлась основным источником для метафор и умопостроений среди этих людей.

Ведослав здраво рассудил, что на фундаментальном уровне различия между «научниками» и «духоверами», как он их про себя назвал, по сути нет. «Что те, что другие наследуют просвещению с его иррациональным культом рационального разума, идущего рука об руку с полным отрицанием божественного бытия, на котором была выстроена вся европейская культура – разумеется, это создало мощную область перепада эзотерического давления, куда потекла и квантовая физика, и заряженная вода, и толстовство, провёрнутое через мясорубку нью эйджа» – писал он в своём дневнике в те дни, когда только подступался к созданию Родолюбов-Хороводников. И всё же Ведослав остановился на неоязычестве, рассудив, что пока есть Россия, найдётся в ней место и для русских богов.

Хоть старейшина Ведослав и был в душе кабинетным учёным, и проповедовать предпочитал преимущественно из небольшой двушки в Коньково, время от времени Родославы-Хороводники собирались, чтобы посмотреть на своего учителя живьём. Подобные выходы обставлялись обычно со всей присущей моменту торжественностью. Ведослав любил разыграть какой-нибудь языческий обряд, не обязательно славянский по своему происхождению (в таком случае приходилось протягивать между чужими культурами тонкие, но прочные нити – любимое занятие Яна).

Так, в последний месяц лета Хороводники собрались у Серебряных родников в Битцевском парке, недалеко от древнего языческого капища кривичей, появившегося в середине девяностых. Тихое торжество природы нарушила проходившая на расположенной неподалёку Лысой горе встреча местного отделения коммунистической партии – обсуждали очередной небоскрёб, который предприимчивые люди вознамерились строить посреди леса. В качестве первоосновы ритуала Ведослав выбрал египетский праздник Мин, который отмечали в Египте семь тысяч лет назад.

«Таким образом, слово «елда», безусловно, представляет собой своего рода шифр, некое послание, которое оставили нам предки. Как и любая магическая формула, «елда» представляет собой замаскированный диалог, суть которого, впрочем, становится ясна каждому, кто сколько-нибудь ведает. Перед нами скрытый диалог: ел? Да! Разумеется, да. Собственно, другое слово, обозначающее женское естество, оканчивающееся так же утвердительно, мы разберём после. Фаллос как, своего рода, некое вместилище, аккумулирующее, «поедающее», сосредотачивающее в себе энергию, известен со времён…» – какое-то время Ведослав раскрывал смысл ритуала своим последователям. После мужчины выстроились клином, во главе которого встал древний и принятый старейшина. По команде Ведослава они спустили штаны и начали мастурбировать.

«Таким образом стимулировали плодородие фараона, а тот, в свою очередь, отдавал своё семя Нилу, чтобы плодородила земля. Понимаете, «плодородие» – это, в первую очередь, плод рода и «я» - меня – как части рода…», пытался объяснить Ян прибывшим по жалобе коммунистов полицейским, однако тех не убедили ни ссылки на египтолога Солкинда, ни даже описание фресок с храмов в Абу-Симбеле, построенных при Рамзесе втором. Так случился скандал.

Сми широко освещали случившееся. Журналисты отмечали некоторую эклектичность представлений Родолюбов-Хороводников (один из них даже провёл параллель между «хороводниками» и «хабадниками»). Обычный инфоцыганин готов был принести в жертву не одного мини-пига, чтобы получить такую рекламу, однако делу Ведослава на пользу популярность не пошла. Слово за слово, один из журналистов бросил в Хороводников самое страшное для язычников обвинение, то самое, которое давно заполнило все комментарии в социальных сетях. И на это обвинение пришлось отвечать.

Сначала Ведослав думал решить вопрос на столь близком ему академическом поприще. Он составил обстоятельную, подробную статью, где разбирал истоки проведённого ритуала с более чем сотней научных ссылок. Однако, никто, кроме журнала «Вопросы философии», не согласился опубликовать этот почти фундаментальный труд. Ведослав с присущим ему прагматизмом оценил общественный интерес народа к вопросам философии, и, вздохнув, отозвал статью. Возможно, повлияло и замечание редактора: «Интересно вы пишете. Сразу видно – человек вы умный. По сути, вся наша жизнь – это попытка доказать миру, что мы не гомики». Игривый тон этого замечания вынудил Ведослава перейти к решительным действиям.

Выбирал он недолго. Мария, та самая студентка, которая забросила курганы вятичей ради Ведослава, испуганно кивнула в ответ на его вопрос.

Ведослав понимал, что свадьба – дело серьёзное. Речь как-никак идёт о продолжении рода, а род, как известно, для родолюбов дело совсем не шуточное. Пыльная книжная душа Ведослава стала капельку сентиментальнее, когда он задумался о том, как он будет продолжать род, а потому в качестве культурного референса для предстоящего обряда он выбрал химическую свадьбу, в которой в 1459 году поучаствовал Христиан Розенкрейц.

Общество розы и креста лежало за пределами Ведослава до этого момента, потому ему пришлось провести несколько дней, разрабатывая концепцию праздника. Он заранее забронировал базу отдыха в ближнем Подмосковье. Оставалось дождаться, пока «али экспресс» доставит священные регалии, использовавшиеся в РОДу Ведослава не одну сотню лет, и можно было начинать.

Настал день свадьбы. Родолюбы-Хороводники под удивлёнными взглядами дачников (кто-то из членов культа успел надеть на себя костюм РОДа, который, помимо привычной косоворотки, включал в себя высокий конусовидный колпак и ботинки фирмы Доктор Мартинс, необходимость которых с чувством внутренней гордости за маленький шедевр русской мысли обосновал Ведослав), хором распевая про борьбу славян с ящерами на мотив bad guy Билли Айлиш, шли к базе. Администрация с подозрением глядела на собравшихся – неделю назад к ним в гости приезжали ребята, которые переодевались в пионеров и предавались тому, что Ведослав бы назвал вакхическими мистериями. Дирекции не очень хотелось, чтобы база прослыла блядушником. Но деньги есть деньги.

Ведослав с Марией и несколькими помощниками прибыл ещё вчера, чтобы всё подготовить. Интерьер напоминал славянские сюжеты Николая Рериха напополам с поздним Врубелем. Поляна, где обычно разжигали прощальный костёр, была украшена наспех вырезанными идолами, на которых, словно на американских туристах, прилетевших на Гавайи, были надеты цветастые пластиковые венки. Всюду висели полотенца разных размеров, купленные по скидке и покрытые тем, что предприимчивые китайцы сочли славянскими узорами. Посреди поляны стоял сундук с инвентарём. Во всём этом пластиковом великолепии ощущалось что-то почти торжественное.

«Руси есть веселие пити», – сказал Ведослав, взмахивая тем, что было обозначено на сайте как «кубок дёшево торжество древность» и делая глоток.

Мария, разглядывая собравшихся гостей, чувствовала, будто смотрит на всё это со стороны. Предстоящая иерогамия – священный брак – внезапно предстали для неё с совсем другой стороны. Мария поняла, что никакой священный брак ей не нужен – а хочется ей простого, обычного брака. С нормальным мужчиной, а не с этим престарелым (Ведославу не было и сорока, но молодой Марии он казался ровесником мира) книжным червём, который с такими же стариками (хоть среди Родолюбов-Хороводников и была молодёжь, их число было слишком незначительно) играют в переодевания на старой советской базе отдыха. Она отстранённо смотрела на маленькую фигурку Геракла («герой ра-рода клана» – вкратце объяснял Ведослав русские корни греческого героя).

«Боже, – говорила она про себя, – зачем я здесь? Понимаю, давно не общались, но прошу, избавь меня от этого всего, забери…»

Начался обряд. Символическое путешествие Христиана длилось семь дней, в соответствии с семи днями пасхи; Ведослав же намеревался уместить всё в час. Дева в небесно-голубом отправившая приглашение на Королевскую Свадьбу, выбор из четырёх путей (путь РОДа, путь уРОДа, наРОДа и почему-то не очень вписывающийся в ряд путь-поРОДа), врата со львами (в роли львов – две таксы, которые, происходя из земель полабских славян, что символизирует единство панславянской Европы), срезание локона, бело-золотая дева. Словом, был там весь тот ритуальный символизм, который заботливо, словно лучший театральный реквизит, из поколения в поколение передают друг другу любители потрогать бархат волшебных миров.

После раздачи роз, нескольких символических загадок, в качестве основы для которых Ведослав употребил несколько тюремных ребусов («В око единожды або…» и всё в таком духе), последовало главное событие. В первоисточнике вместо непосредственного брачного обряда центральное место занимала символическая смерть с последующим символическим же возрождением. «Так мы умираем для мира разврата, мира, простите за тавтологию, мироедства, сибаритского, плотско-угоднического мира, чтобы воскреснуть в качестве супругов, в качестве части рода», – говорил Ведослав, когда его с Марией готовили к ритуальному обезглавливанию. Ритуальный палач, на роль которого взяли Егора Васильевича, уже занёс ритуальный же меч (ободранную от коры еловину), когда внезапно все смолкли.

Ведослав приподнял голову с пня-плахи, и увидел, что все смотрят не на него. На поляне непонятно откуда появился странный человек, которого он до этого не замечал. Из-за спины у него виднелась рукоятка меча, Капюшон плаща прикрывал лицо, оставляя при этом открытым голый мускулистый торс. Он уверенно направился к брачующимся.

– А вы, простите, кто? – спросил Ведослав.

– I told you I’ll be back, and here I am, – с ужасным немецким акцентом сказал незнакомец.

Силы удара хватило, чтобы голова Ведослава, словно шар для боулинга, отлетела в сторону фуршетного стола и разбила стоящие на нём бокалы. Пока гости пытались осмыслить произошедшее, несколько из них опали выроненными барсетками. Незнакомец вращал мечом с невероятной быстротой.

В несколько минут было кончено. Умерли все кроме Марии, которая лишилась сознания.

Когда она пришла в себя, она почувствовала, что её куда-то несут на руках. Открыв глаза, она увидела постаревшее, но всё ещё красивое суровой мужской красотой лицо Шварценеггера, от чего ей расхотелось кричать, как она намеревалась изначально.

– Куда мы идём? – спросила она. И сразу, неожиданно для себя, добавила:

– Кстати, я – Мария. Просто Мария.

– Ну как же? Алхимический брак, – прогнусавил Шварценеггер голосом Андрея Гаврилова.

– А что Ведослав?

– Его я в высь взять не могу. В нём было слишком много этого, как его, забыл на русском, shaise, – выругался на немецком Шварценеггер.

– А меня?

– А тебя – само собой, ведь у тебя очи как с полотна Айвазовского.

Мария улыбнулась. Сквозь деревья забрезжил силуэт истребителя вертикального взлёта и посадки «Харриер». Мария знала, что на этот раз ей хватит места в кабине.